По данным нашей разведки, противник особенно сильно укрепил населенные пункты Урыв и Болдыревку. На них-то и будет нацелен главный удар бригады.
Урыв, Болдыревка... Для них, Назаренко, Липатова и Воробьева, — это просто воронежские деревни. А для него, Петра — земля предков. Та земля, на которой он родился, по которой сделал свои первые в жизни шаги.
Скорей бы сигнал к атаке! Он доедет, дойдет, доползет до вражеских траншей! Ну а уж там... Там он выполнит свой долг перед родиной, что хоть и пишется со строчной буквы, но места в душе занимает — не обхватишь!
Медленно и нехотя рождался январский рассвет. И едва посветлело небо, над Селявным закружилось сразу несколько вражеских самолетов-разведчиков. Они даже высыпали с десяток мелких бомб, провоцируя танкистов на ответный огонь. Но те, затаившись в прибрежном кустарнике, промолчали. Было еще не время...
Наконец ожидаемый сигнал к наступлению — серия разноцветных сигнальных ракет. Не успели они погаснуть, как заработала наша артиллерия. Мощно, дружно. И тут же в наушники шлемофонов ворвалось долгожданное:
— «Стрепеты», я — «Стрепет-один», вперед!..
Команда еще буравила эфир, а Петр уже включил передачу. Дал полный газ. Тридцатьчетверка, неся на себе остатки снежной маскировки, устремилась к Дону. А там, по намороженным за ночь саперами колеям, — на противоположный берег.
Как только танки бригады вышли на западный берег Дона и, развернувшись в боевую линию, пошли в атаку, наша артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника. И тотчас же ожили уцелевшие от огневого налета по переднему краю вражеской обороны фашистские орудия и минометы. Правда, уцелело-то их немного, но и они представляли немалую опасность: Петр увидел, как от прямого попадания вспыхнула одна из наших тридцатьчетверок, другая, левее их танка, вздрогнула и поползла в сторону. Видимо, вражеский снаряд повредил у нее гусеницу.
Но главные события ждали их впереди. Едва машины бригады миновали небольшую деревушку Петропавловку, от которой остались одни печные трубы да присыпанные снегом головни, как с правого фланга (как раз по взводу лейтенанта Назаренко) ударили фашистские танки. Они контратаковали со стороны Урыва, контратаковали в спешке, открыли огонь, еще не успев развернуться в боевой порядок. Это-то и позволило лейтенанту Назаренко сориентироваться в обстановке и принять правильное решение.
— «Сокол-два», «Сокол-три», — услышал Петр в наушниках его команду. — Я «Сокол-один». Все в укрытие! С места — огонь!
Трайнин подметил впереди довольно вместительную вымоину и с ходу направил в нее свою тридцатьчетверку.
— Молодец, механик! — похвалил его Назаренко. — Ну сейчас мы их пощупаем на прочность! — И уже Липатову: — Боря, бронебойный!
Грохнул выстрел. Петру не видно, попал ли в цель командир. Мешает довольно крутой склон вымоины. Но по радостному восклицанию Липатова: «Есть, командир! Один закрутился!» — понял: попал.
Огонь с места, из укрытий взвод вел минут пять. А затем снова рванулся вперед, уже с ходу расстреливая отползавшие к Урыву уцелевшие танки врага...
В тот день бригада очистила от фашистов не только Урыв и Болдыревку, но и еще две деревни — Ново-Ивановское и Дубовое. Здесь ее и застала ночь. Поступил приказ закрепиться на достигнутом рубеже.
...Трайнин вместе с Липатовым и Воробьевым уже доканчивали третью банку «второго фронта» (так танкисты называли мясную тушенку), когда вернулся вызванный до этого к комбату лейтенант Назаренко. Влез в боевое отделение шумный, чем-то явно взволнованный.
Оглядел в неверном свете подсветки экипаж, кивнул на консервную банку в руках Петра, загремел раскатистым баском:
— С тушенкой, значит, воюете. А вот другие тем временем дела делают. Да еще какие!
— В чем дело, командир? — непонимающе посмотрел на лейтенанта Трайнин.
— А в том, старшина, что обскакали нас сегодня некоторые! Мы вот всего лишь паршивенький тэ-третий сожгли, а экипаж старшего лейтенанта Захарченко не только еще два танка на свой боевой счет приплюсовал, но и ценных пленных доставил!
— Как... пленных?
— А вот так!
И Назаренко начал рассказывать.
...Выбитые из Урыва, гитлеровцы поспешно отходили к Болдыревке. Рота старшего лейтенанта Захарченко преследовала их буквально по пятам.
Ворвались на окраину села. И тут Захарченко увидел два фашистских танка. Нет, они не встретили наши машины огнем. Им было просто не до этого. Дело в том, что один Т-III безуспешно пытался завести с буксира мотор другого...
Что и говорить, цель перед экипажем старшего лейтенанта Захарченко была заманчивой. Ведь расстрелять эти вражеские танки особого труда не составляло. Но как на зло в боеукладке у Захарченко уже не было бронебойных снарядов! Их израсходовали еще в Урыве!
Что делать? Осколочными фашистские T-III не возьмешь. Но и упускать нельзя! Ведь мотор буксируемого танка вот-вот заведется, он уже даже почихивает. Остается одно... И старший лейтенант командует своему механику-водителю:
— Кривко, тарань их, гадов!