Из Орловской губернии

— Тоже такъ воевалъ… Вотъ сошлись дв рати, окопами окопались, стоятъ. Только Петръ царь и говоритъ ддушк Суворову: «Пойду, ддушка Суворовъ, я на литовскій окопъ!» — не пущу! говорятъ ддушка Суворовъ. — «Пусти», опять говоритъ царь Петръ. — Не пущу, опять-таки ему ддушка Суворовъ. — «Теб говорятъ: пусти!..» — Не пущу! — «Посмотри, говоритъ царь, посмотри на небо.» — Ничего на неб нтъ! — «Стань же ты мн, ддушка Суворовъ, на правую ножку!» — Сталъ ддушка на правую царю ножку. — «Глянь, говоритъ царь, глянь на небо!» — Глянулъ тотъ на небо и видитъ: сила небесная надъ царемъ, сила несмтная! Ангелы небесные… крылья у нихъ, аки колесница (?)!.. И никто ихъ не видалъ, только про нихъ въ апокалипсис сказано; только одинъ царь Петръ ихъ и зрлъ: планиду звалъ… Какъ увидалъ ддушха Суворовъ ту силу небесную, — «ну, говорятъ, теперь пущу: иди!» — ну, и одоллъ царь Петръ литву тое.

Орелъ, 20 апрля.

На пристани я нашелъ стараго бурлака, который уже нсколько лтъ не ходитъ на баркахъ; а съ молоду онъ хаживалъ и до Нижняго. Сталъ я у него разспрашивать про Петра перваго.

— Петру царю, первому императору, не дойти никакъ до Грознаго царя до Ивана, но еще на Москв царилъ, когда еще я самаго Питера не было.

— Чмъ же Грозный лучше Петра?

— Грозный во всякомъ дл толкъ разсуждалъ; а Петръ на кого разсердился — голову долой и вся не долга!

— Здсь въ Орл я про Грознаго не слыхалъ…

— Отъ кого здсь услыхать-то?! Вотъ я хаживалъ на баркахъ, такъ тамъ чего не узнаешь!

— Что же ты про Грознаго слыхалъ?

— Разсудительный царь былъ, простой человкъ былъ, всякую вину разсудятъ, да по мр вины и накажетъ; а коль разсудитъ — вины нтъ, ну и ничего. Подъ Коломной слышалъ я, мн сказывали, а я теб скажу вотъ что: любилъ царь Грозный на охоту здить, за всякою птицею, за всякимъ звремъ. здятъ онъ, здитъ, уморится и задетъ въ простому мужику отдохнуть въ простую избу. Прідетъ въ избу, сядетъ въ передній уголъ, покушаетъ чмъ Богъ пошлетъ; а хозяевамъ прикажетъ царь: безпремнно всякому свое дло длать. «Я, скажетъ| не хочу никому мшать». — Прізжаетъ онъ намъ-то разъ къ мужику отдохнуть, сдъ за столъ, сталъ кушать. А у мужика былъ сынишка дть двухъ, а то я того не было… да такой мальчишка шустрой былъ… Бгалъ онъ по лавк, бгалъ, подбжалъ въ царю, да какъ хвать царя за бороду, тогда царя еще бороду носилъ. Какъ прогнвится царь!.. «Сказнить ему голову!» кричитъ царь. Приходитъ хозяинъ, отецъ того мальчонки. — «Прикажя слово сказать!» — Коли умное скажешь — говори, кричитъ Грозный, а глупое скажешь — я теб голову сказню! — «Зачмъ глупое говорить, царю надо умное говоритъ! Безъ вины ты хочешь моему сынишк голову сказнить!» — Какъ безъ вины? Онъ меня за бороду схватилъ! «Это онъ сдлалъ по своей несмышленности, для того, но онъ еще въ младомъ возраст. А вели ты, царь, принести чашу золота, а я нагребу чашу жару изъ печи; коли онъ хватится за золото, значитъ онъ въ разум, сказни его; а кали хватится за жаръ, то онъ хватилъ тебя за бороду отъ своей несмышленности…» Хорошо! говоритъ царь. Принесли царскіе слуги чашу золота, а мужикъ нагребъ изъ печи жару — угольевъ; поставили чаши на лавку, подвели младенца, тотъ и хватается за жаръ. — «Вотъ видишь, царь», говорятъ мужикъ. — Вижу! говоритъ царь; спасибо, что ты меня отъ грха избавилъ; за это твоего сына пожалую. — Взялъ Грозный царь съ собой мужицкаго сына, выростилъ его, а посл и въ большіе чины его предоставилъ [11].

Орелъ, 24 апрля.

Про теперешній Орелъ сказать много нечего: посл многихъ страшныхъ пожаровъ онъ поправляется очень не быстро; на всхъ улицахъ, даже самыхъ главныхъ, вы часто встртите пустыри, обгорлые дома; днемъ увидитъ тоже на всхъ или почти на всхъ улицахъ фонарные столбы; ночью же городъ освщается фонаремъ, зажженнымъ у квартиры полиціймейстера; мн говорили, что еще гд-то есть два фонаря, но я ихъ не видалъ, а поэтому объ нихъ и говорить не могу. Страсть къ собакамъ и къ публичнымъ обдамъ, кажется, отличительная черта орловцевъ. Днемъ и ночью собаки стаями ходятъ ршительно по всмъ улицамъ; меня увряли, что здсь въ Орл собаки не кусаются, хотя въ полицію приходили уврять въ противномъ; но все-таки какъ-то не совсмъ пріятно, когда на васъ кидаются десять-пятнадцать влюбленныхъ собакъ… Посл собакъ, орловцы очень любятъ публичные, торжественные обды: прідетъ новый губернаторъ — ему обдъ; разстается начальникъ съ губерніей — ему обдъ; выберутъ старшину въ клубъ — ему обдъ; выгонятъ изъ старшинъ въ клуб — члены клуба и его чествуютъ обдомъ!

— Охотники у васъ до обдовъ, сказалъ я одному здшнему чиновнику:- всмъ даете обды.

— Мы даемъ только достойнымъ своимъ начальникамъ, отвчалъ чиновникъ.

— А выгнанному старшин за что клубъ обдъ давалъ?

— Чтобъ поощрить теперешняго.

А должно замтить, что эти обды очень хороши: я знаю, что для такихъ обдовъ посылали на почтовыхъ изъ Орла въ Москву за однимъ теленкомъ.

Усохъ, Трубчевскаго узда,

15 іюня 1861 г.

— Какъ пройдти въ Трубчевскъ? спросилъ я, выходя изъ Кокоревки, встртившагося мн мужика лтъ за пятьдесятъ.