Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Ладно! Знаменитейшему мы отдали столько строк и столько бумаги - вот, что ничего из этого не остается нам для Хоума. Но что вы хотите, дорогие читатели? Таково одно из редчайших явлений - сердце, таково одно из самых прекрасных явлений - искусство! Волшебство само по себе приходит только потом. Самый великий волшебник - артист; самый великий некромант это - добрый человек.

До свидания в сердце, до свидания в искусстве! Придите, дама магия.

Примечание:

Крисп – древнеримский историк (86 – 34 годы до нашей эры) и его внучатый племянник – приемный сын, который славился богатством и щедростью, был близок к Августу и Тиберию, дружил с Цицероном и отправился с ним в изгнание; манто а-ля Крисп – короткое пальто или короткий плащ.

         ___

После рассказа для вас о знаменитейшем маэстро, мы причалим вплотную сейчас к другой знаменитости: вызывателю духов, волшебнику, магу Хоуму.

Если вы не видели Хоума, то, по меньшей мере, слыхали о нем. Для тех, кто его не видел, я сейчас попытаюсь сложить его физический портрет; одному богу, который создает исключительных существ и который знает, зачем их создает, позволено творить его портрет духовный.

        Хоум - молодой человек или, скорее, ребенок 23 - 24 лет, среднего роста, скудный телом, слабый и нервный как женщина. Мне приходилось видеть его падающим в обморок дважды за вечер, потому что я подвергался гипнотическому воздействию, сидя перед ним. Если бы я захотел загипнотизировать его, то усыпил бы одним взглядом.

У него белый, чуть розоватый, цвет лица и несколько веснушек. Волосы приятного  теплого тона, уже не льняные, но еще не рыжие; глаза светло-голубые, брови выражены неявно, нос маленький и вздернут; усы того же цвета, что и волосы, прячут  симпатичный рот с немного тонкими и немного бледными губами, которые не полностью приоткрывают красивые зубы. Его руки белые, женственные, очень беспокойные, нагружены перстнями. Держится элегантно, и хотя перенял наш костюм, почти всегда носит шотландскую шляпу с серебряной пряжкой в виде руки,  вооруженной короткой шпагой и окруженной следующим девизом: Vincere aut mori (лат.) - Победить или умереть!

Теперь о том, каким образом Хоум возвращался в Неаполь с графом? Почему переезжал из Неаполя во Флоренцию, из Флоренции в Париж с графом? Как оказался в отеле  Т р е  х  И м п е р а т о р о в  на пощади Лyвра с графом? Все это вы узнаете из чтения следующего рассказа.

Хоум - Даниель Дуглас Хоум - родился в деревне Каррер [Currer] близ Эдин6урга 20 марта 1833 года. Его мать, как водится в некоторых шотландских семьях, о которых нам рассказывает Вальтер Скотт, обладала даром второго зрения. Будучи в положении, она удостоилась видения и увидела сына, которым была беременна, сидящим за столом с императором, императрицей, королем и великой герцогиней. Видение стало реальностью 2З года спустя в Фонтенбло.

Семья была бедной и жила на обломки богатства, с остатков мануфактуры; но материнская любовь заменяет все. Ребенок был болезненным; никто не верил, что он может выжить; одна мать с улыбкой, в которой нельзя было усомниться, уверяла, что ему жить.

В бедном доме не было ни кормилицы, ни няни; но всегда спокойная в отношении достатка, как и за здоровье своего сына, мать уверяла еще, что его кроватка качается сама собой, и что она видела ночью двух ангелов, поправляющих его подушку. (Не нужно забывать, что я ничего не утверждаю: я рассказываю и вовсе не прошу, чтобы мне верили; мой девиз – девиз месье Баранта в  Г е р ц о г а х  Б у р г у н д с к и х  «Ad narrandum, non ad probandum» /лат./– «Не всегда истина то, что достойно рассказа»).

У сына в три года проявился тот же дар двойного видения, каким обладала мать; он увидел умирающую маленькую кузину на расстоянии 30 лье и назвал лиц, которые окружали ее постель.

- Ты не называешь ее отца? - спросили его.

- Не называю, потому что не вижу его, - ответил он.

- Посмотри хорошенько и, может быть, его заметишь.

Ребенок поискал его с минуту.

- Он в море, - сказал он - и вернется, когда Мери остынет.

Маленькая кузина, в самом деле, умирала, и отец появился, когда его дочь была мертва.

Годовалым его увезли из родной деревни, и он жил у своих тети и дяди в Портобелло - маленьком морском порту возле Эдинбурга. В семь лет он уехал в Глазго. Когда мы говорим  о н  у е х а л, легко догадаться, что это - лишь речевой оборот. Собственная воля ребенка ничего не значила в этих передвижениях. Он жил в Глазго до 10-летнего возраста. Это был мечтательный и любящий одиночество ребенок. До 10 лет  ни разу не выказал желания оказаться в обществе других детей, ни с кем не был в товарищах, не тянулся к играм своего возраста.