Читаем Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945 полностью

Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945

В Литфонде нет почти никакой информации. Единственное, что они предложили заплатить по 60 р. в месяц за ребенка[33], чтобы улучшить питание, т. к. им дают 4 р. на ребенка и этого, конечно, мало. Я говорила сегодня с Кл<арой> Гитм<ановной >, с которой я познакомилась теперь по телефону, она получила твое и Наташино письма вчера и собирается ответить. От С<ергея> Д<митриевича> наконец пришло известие от 16/VII, где он пишет, что в ближайшее время будет прикреплен к части и тогда будет иметь № почтового ящика, до сих пор он переезжал с места на место. Но самое пикантное вышло с деньгами. Она заявила мне, что узнала, что в Литфонде нужно платить, и что она заплатит за Леку и Наташу. Когда я запротестовала, она ответила, что у нее с С<ергеем> Д<митриевичем> свои счеты и чтобы я не вмешивалась, кроме того, она надеется получить деньги за дачу обратно, но даже если ей этого не удастся, то все равно у нее есть для этого деньги. Я ее поблагодарила, возражений моих она не хотела слушать. Очень любезно с ее стороны.

Шура[34] присылал тут открытки тебе и В. Л.[35] и спрашивал, куда послать деньги, так как он, вероятно, скоро выедет из Москвы, возможно, уже уехал. Он в ополчении. В. Л. ему ответила, что в Гаврилов Ям, что он, вероятно, и сделал. (Кстати, я это сказала Кларе Гитмановне, но она мне заявила, что эти деньги нужны тебе и чтоб я не смела противоречить).

Что ты сделала с пенсионными книжками? Нужны ли тебе отсюда какие-нибудь документы?

Я послала тебе один раз 100 р., теперь я задержала высылку из-за слухов о переводе детей. Очевидно, это ложные слухи. Я завтра вышлю тебе по адресу 200 р.

Положение мое теперь пиковое и я в полном смятении. Уход из лаборатории был очень труден – и я не у дел чувствую себя совсем погано. Мара застрял на неопределенный срок, оставаться в роли домохозяйки мне ни с какой стороны не улыбается, а ехать к вам ты не советуешь, да, признаться, я и сама не знаю, нужно ли это? Могу ли я принести детям пользу? Или я буду болтаться без толка? Оставлять Мару мне тоже неохота без определенной нужды, а он не хочет, чтобы я здесь оставалась. Не знаю, что и придумать.

У Нины[36] тоже каждый день новые новости: то она должна была ехать с Гришей в Кострому, то ему предложили записаться в ополчение, еще неизвестно, чем это кончится. Ехать она хочет с Саррой, но страдает от этого ужасно, конечно. От Катюши нет никаких известий, одна открытка от 9/VII и все. Если бы Нина знала, что ей там плохо – это было бы для нее толчком. Денег у них нет по-прежнему. Женичка доехала до Гали, они уже вместе. Дальше не знаю, что она будет делать.

Нюша мне помогает, но ночует все же дома или на Некрасовой, или у Марфуши[37]. Я не возражаю, конечно, ведь она там нужнее, но вообще получается ни то ни се, я с ней не сговорилась об условиях, не знаю, сколько ей платить. М.Сол. еще в Л-де, девочку отослала со знакомыми[38]. Циля привезла Адочку домой[39]. Вообще много ребят вернулось по предложению[40]. К вам выехала баржа с мамашами, потому что были тревожные письма.

С Гошей часто видимся и каждый день говорим по телефону. Он собирает чемоданы, но срок отъезда еще неизвестен.

Могла ли бы я устроиться по специальности в Гавриловом Яме? Пиши подробнее. Крепко обнимаю. Лида

17. Женя Гринберг – Л. Д. Гринберг (из Гаврилова Яма Ярославской обл. в Ленинград). 23 июля 1941

Дорогие мама и папа!

Мне очень здесь хорошо. Мне здесь мальчики сделали лук и Мише Козакову[41] тоже. Может быть, ты знаешь Мишину маму? Миша очень хороший, но большой шалун. С Сережей и Наташей я видаюсь мало, они в другом доме живут. Сегодня я кушал очень хорошо, желудок у меня в порядке. Мы часто ходим в гости к бабушке, и она нас чем-то вкусным угощает.

От Сережи привет. Он сам тоже напишет. Целую крепко маму, папу, тетю Беллу и Нюшу. Женя (под диктовку)

Все ребята кланяются и все здоровы.

Нюша, кто остался жить у нас в квартире и что с котом?