Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 2

Как я узнал через день от начальника дипломатической канцелярии в Ставке Базили, этот проект был, по поручению генерала Алексеева, составлен в спешной ночной работе самим Базили, совместно с генералом Лукомским.

Чьими указаниями и чьей инициативой руководствовался спервоначала генерал Алексеев, отдавая такое распоряжение, до сих пор остается мне неизвестным.

Об этом много спорили тогда, спорят, вероятно, с не меньшим взваливанием вины друг на друга и теперь – эти недостойные часы и дни еще долго будут хранить в себе много загадочного и бояться яркого, но сурового света истины…

Вопрос о том, кто с такой предупредительностью дал указание Ставке о заготовлении манифеста об отречении и, в особенности, когда именно это распоряжение последовало, уже в те дни интересовал меня необычайно – он ведь был во всех отношениях так показателен!!! Но как тогда, так и теперь, после долгих лет и чтения всевозможных опубликованных документов, я до сих пор не мог его выяснить с достаточной ясностью. Генерал Лукомский в своих воспоминаниях говорит: «Поздно вечером 1/14 марта генерал Рузский прислал телеграмму, что государь приказал составить проект Манифеста об отречении и чтобы этот проект передать по прямому проводу генералу Рузскому.

Я вызвал генерала Базили, и мы составили проект, который и был передан генералу Рузскому.

По приказанию генерала Алексеева, после передачи манифеста в Псков, об этом было сообщено в Петроград Родзянко».

В другом месте генерал Лукомский поправляет замеченную им ошибку и говорит, что «телеграмма о составлении Манифеста не могла быть получена, как он ранее установил, 1 марта поздно вечером, а вероятно, лишь 2 марта после 3 часов дня».

Когда Базили прибыл к нам, в Орше, в императорский поезд, он нам говорил, что он и генерал Лукомский работали над составлением манифеста «почти всю ночь».

Это же подтверждали и другие очевидцы Ставки, рассказывая, что: «Базили, придя в штабную столовую утром 2 марта, говорил, что он всю ночь не спал и работал, составляя по поручению генерала Алексеева с генералом Лукомским манифест об отречении».

В тщательно собранных генералом Рузским подробных документах об этих днях копии этой телеграммы с приказанием государя о составлении проекта манифеста не имеется.

Вообще там, вероятно, много телеграмм пропущено.

Находятся лишь весьма глухие указания, что проект Манифеста был получен из Ставки неизвестно когда в Пскове, так как генерал Данилов в своей телеграмме из Пскова в Ставку от 2 марта в 8 часов 35 минут вечера только между прочим упоминает, что «проект Манифеста отправлен в вагон генерала Рузского».

Сам генерал Рузский, рассказывая подробно по часам все события 1 и 2 марта, только говорит:

«У государя к приезду депутатов был уже готов текст манифеста об отречении…»

В опубликованном большевиками дневнике Его Величества записано об этом 2 марта также весьма кратко: «…к 2½ часам пришли ответы от всех (командующих). Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте и спокойствия нужно сделать этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект Манифеста. Вечером из Петрограда приехали Гучков и Шульгин…»

Генерал Савич, присутствовавший во время знаменательного разговора трех генералов с государем в 3 часа дня в Пскове 2 марта, удостоверяет, что «на вопрос графа Фредерикса, как оформить детали, связанные с актом отречения, присутствовавшие указали, что они в этом не компетентны и что лучше всего государю ехать в Царское Село и там все оформить со сведущими лицами.

Фредерикс с этим согласился».

Действительно, в нашей «вагонной» военно-походной канцелярии никакого проекта Манифеста об отречении не составлялось, чему я сам был свидетелем.

Он появился там лишь поздно вечером 2 марта, присланный от генерала Рузского для переписки и снятия копии.

Вообще в псковские дни военно-походная Его Величества канцелярия совершенно не сносилась со Ставкой – все было в руках штаба Северного фронта.

С другой стороны, Блок в своем «исследовании» последних событий утверждает, что «текст Манифеста об отречении был накануне (то есть 1 марта) набросан Шульгиным; некоторые поправки внесены Гучковым. Этот текст в качестве материала и вручили царю».

Этот проект Манифеста Шульгина, заключавший всего несколько коротких фраз, действительно депутаты привезли с собой и передали при своем разговоре государю. Его Величество его даже не читал, сказав, что у него уже имеется другой. Генерал Данилов так говорит об этом в своих воспоминаниях:

«В этот период времени (около 4 часов дня 2 марта) из Могилева от ген. Алексеева был получен проект Манифеста на случай, если бы государь принял решение о своем отречении в пользу сына. Я немедленно отправил его из штаба генералу Рузскому в его вагон…»