— Да, но я писал масляными красками на специальной штукатурке. Очень устойчиво.
— Боюсь, мой друг не в состоянии перевезти стену.
— Что ж, тогда могу предложить вам другое произведение, почти такое же хорошее, как то. Оно находится в Брэдбери, недалеко от Лидса. Я думаю, вам его уступят за семь с половиной шиллингов.
— Тоже фреска?
— Нет, полотно.
— Может быть, вы мне сообщите подробности?
И записная книжка появилась вновь.
— Иаков и его жены, угоняющие стадо Лавана.
— Очень интересная тема.
— И неплохо вышло.
— Где, вы говорите, картина? В Брэдбери?
— В последний раз, когда я ее видел, она служила ширмой в парикмахерской... правда, ее немного подкоротили и покрыли черным лаком, но и сейчас можно разглядеть глаза и кусок левой ноги Рахили.
— Какое варварство!
— Конечно, лучшая моя работа — это «Избиение младенцев»; боюсь только — ее вашему другу не получить. Она находится в холле терапевтического общества, возле Чип-сайда. Но здание перешло к какой-то колониальной администрации, и им не понравились младенцы, потому что те без штанов. Ну, они заявили, что штукатурка может обвалиться, это опасно, взяли молоток и немножко постукали по ней. Большая часть и обвалилась.
— Я, кажется, слышал об этом скандале.
— Кто мог им запретить? В конце концов, они купили здание, почему бы им не распорядиться внутренней отделкой так, как они хотят?
— Произведения искусства должны быть священны для цивилизованных людей.
— Эти люди вполне цивилизованны. Носят штаны и не плюют на пол. Они плюют в камин.
— Я не могу легко относиться к подобным вещам, мистер Джимсон. Меня это глубоко возмущает.
— А меня нет, мистер Алебастр. Я всегда говорил и говорю — тот, кто связался с искусством, получает то, что заслужил. Если он кончит в Академии художеств, он должен возблагодарить Господа Бога, что не кончил еще хуже. Мог бы подметать общественный сортир на Лестер-сквер. А если он кончит в богадельне, он должен сказать себе: что ж, я немало побыл на воле. И неплохо провел время. Мне место в тюрьме или в сумасшедшем доме, и я на свободе только потому, что меня поленились туда посадить. Слишком мелкая сошка. Не стоит труда.
— Вы излишне скромны, мистер Джимсон... Ваши картины еще не оценены по заслугам. Вам нужен коммерческий агент.
— Обеспечьте мне коммерцию, проф, и я обеспечу вам вашу долю.
— Извините, я не занимаюсь коммерцией. Я искусствовед. Но именно по этой причине я знаю, как ценят ваши картины маклеры.
— Тащите сюда своего приятеля, и мы выдоим его с двух концов.
— Мне известно, что он предлагал мистеру Хиксону двести гиней за «Женщину в ванной».
— За Сару в натуральном виде? Это не картина. Это мазня. У меня есть настоящая картина для продажи.
— Он даст вам две сотни за любую серьезную вещь.
— Выбейте из него три — и половина ваша.
— Право же, у меня и мысли об этом не возникало, мистер Джимсон... Но при данных обстоятельствах...
— Мы оба на мели, профессор. Чего беспокоиться, кому перепадет несколько лишних фунтов?
— Половина — это слишком много.
— Вовсе нет, если я получу вторую.
— Скажем, обычный гонорар агента по продаже.
— Тридцать три и три десятых процента за вычетом рамы.
— Право же, это слишком много, мне неудобно.
— Бросьте, профессор. Купите себе новый костюм и станете новым человеком. Рука руку моет. Заговорите ему зубы, а я сделаю фокус-покус — картину знаменитого Галли Джимсона.
— Меня весьма обижает ваш намек, будто я в своих действиях руководствуюсь какими-то побочными соображениями.
— Вы совершенно правы, профессор. Обижайтесь! Игра по правилам. Крысиков должны возмущать намеки. Что они продают? Всего лишь чье-то доброе имя... Быстрее, мистер Плант, на плите освободилось местечко.
Плант поднялся и вынул из-под себя сковородку. Я нашел ее на рынке на Хай-стрит, висела за дверьми магазина. Сама упала мне в руки. Тонкая жесть, дешевка. Форменное надувательство. Но для грубой работы сойдет. Старый Плант всегда сидел на ней.
— Вы продавите ее, мистер Плант, если будете сидеть всем весом.
— Но я не сажусь всем весом. Можете на меня положиться. В том-то вся и штука. Я кладу сковородку немного сзади и сбоку. Я бы вам показал, да это не так легко, как кажется с первого взгляда. Я набрел на этот способ совершенно случайно.
Что ж, подумал я, старый Плант тоже оказался художником. Жизнь и творчество Годфри Планта. Созидание чувства ответственности и собственного достоинства.
— Ладно, делайте, как знаете, мистер Плант, — сказал я. — Вряд ли сковородка может оказаться в лучших руках.
Я вынул из кармана четыре порции жареной рыбы с картофелем, положенной в бумажный пакет. Если берешь больше, чем две порции, их всегда кладут в пакет. И дают пакетик лярда.