Из первых уст…

Заслуга Юры Юнгвальда-Хилькевича в том, что мою Миледи удалось сделать именно такой: не щеголять нарядами или красиво уложенной прической, а придумать образ непростой, даже трагической личности. Юра монтировал фильм, восклицая: «Твою Миледи жалко! Так не должно быть! Это плохо!», и принялся резать. Мне особенно обидно за одну мою фразу: «Подслушивал благородный Атос!» Ее Юра тоже убрал. А потом на меня набросился Слава Зайцев: «Почему тебя так одели? Что за растрепа? Ты была такая красивая в “Собаке на сене”, а тут что?» Сначала, когда я смотрела материал, огорчалась, если не очень хорошо выглядела. Но прошло время, и оказалось, что это было правильно. Тогда ведь я нарочно не спала ночами, чтобы на съемках было уставшее лицо и круги под глазами. Ведь Миледи ночи напролет проводила в седле.

Во время съемок мы жили в просторном частном доме у моих друзей и съели все, что там было законсервировано…

В период работы над ролью Миледи вокруг меня как будто стали вихриться силы зла. Иначе я не могу объяснить то, что происходило.

Юра подтвердит. Скажем, мне нужно было нарисовать клеймо в сцене, когда тайну Миледи случайно узнал д’Артаньян. Нарисовать захотел сам режиссер Хилькевич, он ведь еще и художник. Юра говорит: «Сейчас я тебе нарисую» – и вдруг замолкает, а потом кричит: «Посмотрите, у нее на плече красное пятно в форме лилии – его нужно только обвести!» Представляете?!

Он позвал всех и просто обрисовал лилию, выступившую на моем плече. Я женщина нервная, мне это показалось странным. Сыграли мы эту сцену. Но чем дальше, тем страшнее. Начали происходить какие-то необъяснимые вещи: волосы у меня стали выпадать пучками, сумку потеряла, потом потеряла билет, с которым должна была лететь на гастроли. Я настолько испугалась, что все в Одессе оставила. Мне кажется, что это и есть тот самый натуральный замес эмоций, энергии и каких-то потусторонних явлений, на котором и держалось все.

После выхода фильма дети часто спрашивали меня: «Зачем ты убила Констанцию?» А я им всегда отвечала: «Ничего подобного, никого я не убивала и не травила! Можете сходить в театр “Ленком” и посмотреть на Констанцию – Иру Алферову. Все в порядке. Работает, прекрасно себя чувствует, слава Богу!» Но уж если дети так спрашивают, а они прекрасно чувствуют любую фальшь, значит, люди поверили мне, моей Миледи.

Юнгвальд-Хилькевич справедливо утверждал, что Миледи – это всего лишь созданный мною образ: «Это чистая, весьма профессиональная актерская работа. Она ничего общего не имеет с Миледи. Рита очень прямолинейна, она не умеет финтить, заниматься “политесом”, тем, в чем сильна была Миледи. Рита говорит все в лоб, никогда не будет делать хорошую мину при плохой игре. Она слишком честна и абсолютно убеждена в своей правоте». Действительно, никогда не нужно путать человека и персонаж. Но в нашей актерской профессии самое главное и интересное, когда докапываешься до сути образа и создаешь, строишь его. Зрители, возможно, и не знают всех этих предварительных работ актера, видят только результат. Это, как мне представляется, и есть сверхзадача роли.

Например, образ Миледи так полюбился и запомнился зрителям, вероятно, потому, что я почувствовала ее одиночество, поняла, что она изгой, существо, которое по-настоящему, по-человечески никому не нужно, несмотря на все свои замечательные качества: красоту, целеустремленность, решительность и т. д. Это то, что еще древние трагики считали основой трагедии – «без вины виноватый герой». Такую трагедию я и почувствовала в судьбе и характере моей Миледи.

Кстати, почему-то особенно близка шпионка-разведчица Миледи оказалась бизнесменам и работникам КГБ. Впоследствии мой коллектив «Балаганчик» всегда этим активно пользовался во время разъездов по стране: когда меня видели всякие руководители, они, расплываясь в улыбке, говорили: «МилЭди!» И тут же накрывали столы, угощали весь коллектив, выставляли бутылки, тарелки с яствами. И мой коллектив наедался! А руководители со мной беседовали. Вот такие были «практические выводы» из того, как я сделала свою работу. Благодаря роли Миледи мой коллектив никогда не оставался голодным, где бы мы ни были!

Интересно, что после выхода фильма «Три мушкетера» критика буквально обрушилась на нас! Миша Боярский подавал тогда документы в Союз кинематографистов – и его не принимали по этой причине, документы приостановили. Это же надо! Так беспощадно уничтожать этот милый, добрый и нежный фильм. А я вопила в Союзе, что Боярский лидер по энергетике. И если б не было такого д’Артаньяна, не было бы фильма. Я везде, где могла, говорила и защищала картину. Была просто ошарашена несправедливостью по отношению к режиссеру. Но любовь зрителей оказалась верной. Не понимаю, почему так бывает: когда снимается скукотища, никто ничего не пишет и даже внимания не обращает. А как появится что-нибудь яркое, из ряда вон выходящее, тут же все ругать принимаются. Скажу к слову: когда говорят о мировых экранизациях «Трех мушкетеров», нашу обязательно вспоминают. Так что, критики, зря вы плохо писали о картине!