Из песка и пепла

Тот наконец понял, что ему приказывают бежать. Развернувшись, он начал тупо переставлять одну ногу за другой. Застежки протеза ослабли, и на очередном шаге он едва не упал, однако не решился остановиться и подтянуть их, в любую секунду ожидая выстрела в спину. Но его так и не последовало. Анджело продолжал идти, ковыляя через деревья к дороге, которая, по его воспоминаниям, должна была там находиться. Под ногами чавкала размокшая от дождей земля, деревья только начинали опушаться новыми листьями. Некоторые до сих пор стояли голыми, словно зима была к ним суровей, чем к остальным. В затуманенном шоком мозге промелькнула мысль, вернутся ли они еще когда-нибудь к жизни или так и останутся стоять скелетами среди живых собратьев, пока их не свалит на землю некая сила.

Следом пришел вопрос, вернется ли когда-нибудь к жизни и сам Анджело. После этого он перестал думать вообще. Просто блуждал кругами, спотыкаясь и оскальзываясь, пока спустя час или несколько минут – он не мог сказать наверняка – не набрел на дорогу. Знак у развилки указывал на Fosse Ardeatine. Неожиданно земля содрогнулась, и Анджело рухнул плашмя, готовясь к падению бомб. Однако он не слышал ни воя, ни визга, а в небе над ним не было ни звезд, ни полосок. Земля дрогнула снова, затем еще раз, и деревья у Анджело над головой начали в ужасе перешептываться, трепеща листьями в прохладном мартовском свете.

Он вдруг понял, что происходит. Немцы взрывали пещеры. Пытались замести следы, спрятать тела и запечатать входы, как будто город мог не хватиться пропажи трех сотен человек. Анджело дополз до обсаженной деревьями обочины, ощущая лишь боль, ужас и отчаяние, и дождался, пока по дороге часом позже не прогрохочут немецкие грузовики. Дело было сделано. Вокруг сгущалась темнота, а он еще два дня назад лишился своей трости. И креста. И Евы. Эта мысль неожиданно ужалила его сильнее всего, и он не скрываясь застонал сквозь сжатые зубы.

Спаси мою семью, просил Камилло. Стань священником и спаси мою семью. Но спасать больше было некого. Анджело даже не был уверен, что сумеет спастись сам. Однако он все же поднялся на дрожащие ноги и заставил себя идти вперед. Для хромого мужчины с разбитым сердцем дорога до Рима обещала стать бесконечной.

* * *

– Он мертв. Отец Бьянко мертв. Ты же это понимаешь? Но тебе умирать необязательно. Я позволю тебе отсюда выйти. Сохраню наш маленький секрет. Тебе просто нужно сказать, где он прятал беглецов, – пытался вразумить Еву капитан фон Эссен.

Она даже не удостоила его взглядом. Капитан был идиотом. Неужели он не понимал, что теперь она хотела только умереть? Не сознавал, что ей стало абсолютно незачем жить? Золотой пилкой, по-прежнему спрятанной в левой туфле, Ева выцарапала на стене камеры имя Анджело вместе с датой и подтверждением, что она тоже здесь была. Они оба были. Но на стене много не нацарапаешь, а Ева хотела оставить одно последнее признание, пусть даже его не прочтет никто, кроме капитана.

– Дайте мне бумагу и карандаш, – попросила она тихо.

Фон Эссен тут же бросился к двери, щелкнул пальцами и распорядился принести ей все необходимое. Несколько секунд спустя в комнате появился солдат с письменными принадлежностями. Капитан положил их перед Евой, сел напротив и заулыбался, кивая, словно гордился ее благоразумием. Словно был уверен, что она наконец-то начала сотрудничать.

Ева поставила вверху листа сегодняшнюю дату – 24 марта 1944 года – и начала писать по-немецки.

Признание: меня зовут Батшева Росселли, а не Ева Бьянко, и я еврейка. Анджело Бьянко – не мой брат, а священник, который хотел только уберечь меня от того места, в котором я теперь оказалась.

Она писала несколько минут, неспешно заполняя страницу своими последними мыслями. А закончив, подтолкнула лист к капитану и подняла на него безучастный взгляд. Он начал читать, багровея на глазах. Это было определенно не то признание, на которое он рассчитывал.

– Ты покойница, – выплюнул он наконец. – Ты это понимаешь?

– Мы все умрем, капитан, рано или поздно, – ответила Ева, складывая руки на груди. – На вашем месте я бы прикончила меня сейчас. Потому что в противном случае я расскажу всему миру, что вы за человек и что сделали. Расскажу Грете, что вы ополоумевший убийца. Хотя, подозреваю, она знает и так.

– Уведите ее! Она бесполезна, – рявкнул фон Эссен охраннику. После чего встал и взглянул на Еву сверху вниз. – Приятного путешествия, Fräulein Бьянко.