Анджело коснулся локтя Евы, подхватил ее тяжелый чемодан, сунул под мышку той же руки собственную небольшую сумку и, склонившись за тростью, позволил Фабии обнять себя в последний раз. Ева взяла второй чемоданчик поменьше и футляр со скрипкой, и они вместе поднялись в вагон, пообещав прислать весточку, как только доберутся до Рима.
– С ними все будет в порядке. Им не о чем беспокоиться, – сказал Анджело негромко. И хотя он не добавил «…теперь, когда ты уехала», Ева услышала эти слова почти так же отчетливо, как если бы он их произнес. После начала немецкой оккупации те, кто укрывал евреев, никогда не могли считать себя в безопасности. – Кстати, вот твой паспорт.
Ева озадаченно взяла документы.
– Но у меня есть паспорт, Анджело.
– Священник не может путешествовать наедине с молодой дамой, только если она не приходится ему родственницей. Теперь ты моя сестра. Видишь? – Он постучал по паспорту, который Ева до сих пор оцепенело сжимала в руках, и она наконец обратила внимание на написанное внутри. Документы выглядели абсолютно настоящими – от официальной эмблемы до надписей и печатей. Ева могла оценить работу. Она помогала Альдо Финци делать фальшивые документы с тех самых пор, как Камилло уехал в Австрию и не вернулся. Но по этим документам ее звали Ева Бьянко, и она больше не была еврейкой.
– Но как?..
– Альдо, – ответил Анджело коротко. – Я попросил его об услуге некоторое время назад. Просто на всякий случай.
– Я из Неаполя? – изумилась Ева так тихо, что услышал ее только Анджело.
– К югу от линии союзников никто не выдаст немцам никакой информации. Так что они не смогут проверить, правда ли ты та, за кого себя выдаешь.
– Вот только у меня нет неаполитанского акцента.
– Неважно. Ты говоришь по-итальянски. Немцы – нет. А даже если и говорят, ты сможешь их одурачить. У тебя всегда был великолепный слух, а немцам будет не до того, чтобы разбираться в акцентах.
Их негромкую беседу неожиданно прервала пара с детьми, которая зашла в купе и уселась напротив. Через пару минут к ним присоединился еще один грузный мужчина, занявший место справа от Анджело. Теперь им оставалось либо болтать о пустяках, что требовало слишком много труда, либо молчать большую часть пути. Еву это устраивало. Ей не нужно было говорить с Анджело. И сам Анджело тоже был не нужен. Сразу после приезда в Рим она намеревалась разыскать дядю Августо и остаться с ним, тетей Бьянкой, Клаудией и Леви до конца оккупации. Конечно, она была готова помогать Анджело в его работе с беженцами; за последние годы Ева стала неплохим подмастерьем типографа и продемонстрировала бы все, на что способна, если бы он нашел ей печатный станок. Но она совершенно точно не собиралась прятаться в женском монастыре, как Анджело предлагал ей накануне вечером.
Первые несколько часов пути прошли спокойно, но в Кьюзи в вагон поднялись несколько немецких офицеров и штатский переводчик с черной нарукавной повязкой, которая обозначала его принадлежность к фашистам.
–
В отличие от нее Анджело казался совершенно спокойным. Когда немец подошел к ним и потребовал бумаги, он лишь склонил голову в жесте, характерном для священников, и вложил паспорт в протянутую ладонь офицера.
Немец изучал его приблизительно вечность. Затем что-то сказал итальянскому переводчику – так тихо, что Ева не смогла разобрать слов, хотя свободно владела немецким. И наконец снова поднял подозрительные светлые глаза на Анджело, который выглядел ничуть не встревоженным этим досмотром.
В следующую секунду светлые глаза переметнулись к Еве и сузились еще больше. Немец почти ткнул ладонью ей в лицо:
– Документы?
Она послушно протянула ему паспорт – тот, который получила от Анджело всего несколько часов назад. Немец изучил его с такой же подозрительностью.
– Бьянко, хех? Интересно. У вас одна фамилия? – Последний вопрос был обращен уже к Анджело. Спутник немца поспешил его перевести.
– Она моя сестра, – солгал Анджело невозмутимо. А он отличный врун, подумала Ева.
–
– Что-то не похожа она на твою сестру. Скорее уж на жену, – ответил немец.
Переводчик торопливо выплюнул по-итальянски слова, которые они и без того уже поняли.
– А ты, я думаю, дезертир, – продолжил немец. – Итальянский трус, который удрал от своих обязанностей. Никакой ты не священник.
– Она моя сестра, а я священник. Не солдат. И не дезертир. – Анджело закатал подол сутаны и постучал по протезу, привлекая внимание немецкого офицера. – Солдатом я никогда не был. Из одноногих лучше получаются священники.