– Ох – не мох, ах – не крах. Не вздыхай тяжело, не отдадим далеко… – приговорками отвечала старуха. – Понежься еще немного. Тебе, поди, без привычки. А я, грешная, люблю… Раскинешься – телу простор-волюшка, всю тоску мята выбивает, ромашка винтит кровь, смородинка полусонной делает. Лежишь, про старость не вспомнишь. Раньше, Ленушка, о докторах и думать не приходилось. Русская печь да баня были у нас за больницы. Тут вот, на этом полке и рожала все четыре раза. И сейчас, бывает, чуть приболеешь, травой да веником гонишь хворобу за ворота.
Пока женщины мылись в бане, дед Чарымов не терял времени. От Улангая до Мучпара десять километров. Два часа всего и понадобилось старику, чтобы слетать на порожней мотолодке туда и обратно. Мужчины не успели войти в избу, как Галина Трофимовна ласково спровадила их, приговаривая:
– Ходите, ходите! Баня выстывает. Мойтесь вволюшку.
Воды много, пар не жалейте. – На крыльце, обращаясь к парню, она скороговорила: – Как увидела Ленушка тебя, Андрюша, так и зарделась, так и вспыхнула. Взыграли мадежи на ее щеках. Чую, тянется ее душенька к тебе, поверь старухе.
– Ладно тебе тренькать… – оборвал жену дед Чарымов. – Наши деревенские девки не хуже. А хотя бы Зинуха Гулова. В соку девка… Зинуха по красоте, обходительности – нашего корня, юганского. Верно, Шаман?
Учительница Зина Гулова, сестра председателя, действительно красивая девушка. Многие улангаевские парни засматриваются на нее. Судачат старухи с интересом: «Кому Зинуха достанется, чьей сношенькой станет эта королевушка». Пустила молву Соня по деревне, будто Зина вечером полоскала белье из Андрюшкиной лодки. На берегу лодок много, как щук на отстое, а выбрала именно Андрюшкину. Наверняка, неспроста.
Намекал сейчас Андрею старик: «Зачем залетную птицу под крыло брать, если живет рядом такая Вербочка».
Лена отдыхала. Просторный ситцевый халат Галины Трофимовны, выцветший от стирки и времени, сидел на ней балахоном. Руки бессильно лежали на коленях. Волосы, еще влажные, разметались по плечам. Она не успела их причесать и уложить на затылке в тугой красивый узел.
– Ты чего, Ленушка, раскуделилась?.. Головушку прибери, – суетясь, с посудой возле печки, присоветовала Галина Трофимовна.
Ласково-воркующий голос пожилой женщины вернул Лену из благостной страны мечтаний. Она встряхнула головой, отгоняя видение, подошла к большому зеркалу, и в ее руках замелькала крупнозубая расческа.
Вернулись из баньки старик с Андреем. Женщины сидели на большом самодельном диване, плетеном из черемуховых прутьев, с накинутой на спинку медвежьей шкурой, поджидали мужчин.
– Обед готов. Присаживайтесь, за столом немного охлыните, – позвала вошедших Галина Трофимовна.
На столе бутыль и хрустальный пузатый графин. Вокруг этих посудин – в веселом блеске расписанных золотых боков и каемок рюмки.
– Ставь, матка, закуску на стол!
– Чего так скоро помылись-то?
– Долго ли мужику – на полке похрюкал, да и за стол. Разливай, пока душа не остыла, – приказал старик, закидывая махровое полотенце на плечо и удобно усаживаясь за столом.
Сошлись в круг и глухо дзинькнули наполненные рюмки. Разбежались.
– Допивай, Ленушка, не оставляй донницу… Эта настойка на березовых почках особенного приготовления. Очень успокаивает…
– Крепкая она, дедушка.
– Тогда наливай, мать, докторше из графина, там послабее.
И еще не раз сходились в круг наполненные рюмки и расходились. Но Андрея не веселила крепкая настойка. Он был по-обычному неразговорчив. Не трогали его вопросительные взгляды Лены, сидевшей рядом с ним на скамейке у стены.
Он неохотно ковырял вилкой в поставленной перед ним тарелке, и мысли его были далеки от застолья. Он думал сейчас о своей неустроенной жизни, о том, что опять приходится искать дело по душе. Думал о дороге в Мучпар, где ожидали его старая Югана и приемная ее дочка-цыганочка, и не особенно прислушивался к застольной беспорядочной беседе. А в это время жена деда Чарыма говорила Лене со значением:
– Наш юганский мужик сроду такой. Сама богородица его не разберет. То он холодный, будто зимний крещенский день, то вспыхнет порохом…
– А ну-ка, Трофимовна, кончай балаболить, а наливай нам в кружки этого бесколокольного напитка из графина.
– Да какой же он безалкогольный, Михаил Гаврилович, когда от глотка дыхание перехватывает?! – возразила Лена, но старик вроде бы и не обратил внимания.
– Пей, Кедрочка, это не то что магазинная косорыловка, пей. Морошка с рябиной на спирту нежились, а потом в клюквенном соке расходились и три года в погребе вылеживались… Какой из тебя доктор, – басил старик, – если в нутро целебное зелье не желаешь пущать?..
– Спасибо, Михаил Гаврилович, не хочу больше. Ради бога, не наливайте…
– Аль вредно? – настаивал дед.
– Хватит тебе, старый, неволить человека, – вступилась за Лену Галина Трофимовна.
Еще засветло Андрей засобирался в обратный путь на Мучпар. Старик с Леной провожали его. Заправляя бак бензином, Андрей искоса посмотрел на Лену и сказал неожиданно:
– Почтовый катеришко может застрять где-нибудь.