О ДУБАЕ
Не все локалы одинаковы, встречаются и нетипичные, желающие не только получить образование, но и работать.
Далеко не все экспаты-владельцы бизнеса рады такому рвению. Нередко локал на работе — это море проблем, а не принять его на должность, которую возжелал, нельзя.
Для этого нередко приходится либо увольнять имеющего опыт работы отличного сотрудника-экспата, либо дублировать должность, создавая еще одну для местного.
Если учесть, что зарплата локала всенепременно в два раза больше зарплаты экспата на такой же должности, то дублирование «стоит» тройной оплаты.
От проблем в плане выполнения самой работы обычно спасает график локалов.
Дубайские учреждения работают с 7–8 часов утра до 12–13 часов и позже с 16 до 20 часов. Перерыв на долгую сиесту вынужденный. «Нормальный» локал появляется на своем месте к 10, пьет кофе, общается с сотрудниками либо с кем-то по телефону и отбывает восвояси с началом сиесты. Возвращаться он не считает нужным.
Это вовсе не значит, что все локалы бездельники и лентяи. Но абсолютно точно все они считают, что Аллах подарил им за какие-то заслуги возможность родиться локалами, и вовсю пользуются этим подарком. А на всех обделенных такой милостью Всевышнего смотрят чуть свысока.
— А ты уже вылечила свой зуб? — деловито поинтересовалась Машка.
К счастью, я сообразила, что это хитрость Жаннет, раньше чем успела задать глупый вопрос:
— Какой зуб?
Пришлось вздохнуть:
— Да, дорогая.
— Мама, ты не болей…
— Не буду, моя хорошая.
— И я не буду, — пообещала Машка и на всякий случай добавила: — И Сашка не будет.
— Конечно, не стоит.
На такой обнадеживающей ноте разговор был закончен. Что ж, хоть в этом везет.
В поезде я не спала, но сидела, прикрыв глаза, чтобы избежать общения со словоохотливым соседом. Помаявшись без ответа, он наконец захрапел сам. Уж теперь я точно не засну!
За окном было темно, смотреть не на что, я поневоле вернулась мыслями к своему визиту в клинику.
Все прошедшие часы я старательно не думала о том, что увидела и услышала, теперь пришло время вспомнить. Везти такой груз переживаний домой нельзя, дети почувствуют. Есть такой прием — чтобы избавиться от чего-то эмоционально тяжелого, нужно проговорить, рассмотреть, обдумать его со всех сторон, повторить сотню раз, чтобы перестать переживать.
Я ничем не могла помочь Салиме, но не желала тащить эти эмоции дальше, а потому принялась вспоминать все минуту за минутой. Конечно, не свою дорогу из Парижа в Базель или из Базеля в клинику, а разговор с врачом и Салимой.
Готова поклясться, что глаза Салимы в те мгновения, когда она обрадовалась моему появлению и махала с террасы, были совершенно нормальными. И только когда поняла, что поговорить не дадут, Салима заторопилась, принялась нести какую-то околесицу, кричать, биться в руках медсестер.
Что она там твердила: что Асият погубит Сауда? Конечно, сестра страшно переживала за брата, а уж когда тот решил взять в жены служанку, наверное, и вовсе разволновалась. Салима уже бывала в клинике для душевнобольных и даже пыталась совершить самоубийство, неудивительно, что сорвалась и на этот раз.
Я прикрыла глаза, пытаясь убедить себя, что нездоровье Салимы объясняется просто, а поскольку она больна серьезно, не следует обращать внимание на её слова. Но в голове вертелись её возгласы: «Не верь Асият, не верь!»
Так тоже бывает, душевнобольные бывают непримиримыми там, где никакого повода для этого нет. У Салимы когда-то не сложилась семья, это навсегда рассорило её с теми, у кого все удачно. Наверняка произошло обострение болезни, последовала ссылка в очень комфортную, но закрытую клинику, под строгий присмотр. Бедолага, то, что обрадовало меня — женитьба Сауда на Асият, — оказалось катастрофой для Салимы.