Из плена восточной сказки. Жизнь после гарема

О ДУБАЕ

Баннеры не раздаются просто так, но оказаться на плохом счету можно, всего лишь появившись на улице в нетрезвом состоянии и особенно подравшись!

Потому все вежливые и стараются улыбаться из последних сил. Если закатать рукава и показать кузькину мать все же пришлось, то прав всегда тот, кто первым побежал в полицию.

Полиция строгая, неподкупная и… пофигистская.

Первое касается исключительно чужих, последнее — локалов, а второе — всех. Дать взятку себе дороже.

Я ужаснулась сама, но твердо продолжила:

— Лучше пусть живут без меня, чем погибнут рядом со мной.

Несколько долгих мгновений Луи смотрел мне в глаза, потом задумчиво протянул:

— М-да… серьезно… У вас есть оружие?

Я смогла наконец отвести взгляд.

— Нет. Я хотела спросить вас, как купить пистолет. Цена значения не имеет.

Он подошел к сейфу и стал набирать код на замке.

— Никто вам, иностранке, оружие не продаст. А купите на черном рынке — попадете в полицию до того, как успеете нажать на спусковой крючок. — Луи с усмешкой покачал головой. — Только женщина могла решение двух главных вопросов — оружия и учебы — отложить на последние два дня.

— Я говорила о двух днях?

На мгновение он смешался, но тут же взял себя в руки.

— Жаннет не сказала вам, что я могу заниматься еще два дня? Потом уезжаю — дела, извините.

— Мне достаточно.

Снова долгий внимательный взгляд, словно что-то прикидывающий, и вздох:

— Хорошо, возьмете вот этот пистолет. Только не вздумайте кому угодно на свете признаться, что получили его от меня. И даже намекнуть детям, чему учитесь и что имеете. Тренироваться будете с ним, в свое распоряжение получите, когда будете готовы.

На его ладони лежал небольшой пистолет, который вполне можно спрятать в дамскую сумку. Что за игрушки? Будь он боевой, я бы согласилась, но это же травматика, наверняка Луи не разрешили держать боевое оружие в тире.

Мой полупрезрительный взгляд заставил Луи усмехнуться:

— Берите, берите. Это сильная штучка, если, конечно, не палить в воздух. Убить можно, но при точном попадании с близкого расстояния. Вам же это нужно?

Теперь смутилась я.

— Откуда вы все обо мне знаете — что мне нужно, что я собираюсь делать…

— Нетрудно догадаться, если вы целитесь в голову, просите пистолет и торопитесь научиться.

— Я не тороплюсь.

— Торопитесь. Рука уже дрожит, но мы продолжаем. Так?

— Да, так!

Луи спокойно пожал плечами:

— Хорошо. Берите оружие и вставайте к барьеру.

По окончании учебы пистолет он у меня отобрал и вернул в сейф.

— Не доверяете?

— Получите, когда научитесь пользоваться.

Строго, но справедливо. Оставалось только вздохнуть.

Следующие два дня были посвящены обретению снайперских навыков. Я стреляла и стреляла, добиваясь автоматизма во всем, в чем его можно добиться, тренировала руку, пока та не начала просто отваливаться. Тогда Луи перешел на мою правую руку. Это было еще менее привычно, но не менее серьезно.

К концу дня отваливались уже обе руки.

Мне с трудом удалось отвертеться от вопросов любопытной малышни, а на ночь пришлось принять обезболивающее, чтобы не стонать. Руки с утра дрожали, как у алкоголика с опытом.

Еще одно привычное в Европе средство передвижения для девушки — мотороллер.

Это совсем не понравилось Луи, он поморщился и заставил меня… отжиматься от пола, подтягиваться на перекладине и делать какие-то хитрые упражнения кистями рук. Если первые две экзекуции дрожания уставшим мышцам только добавили, то упражнения и разные выверты кистей рук напряжение с них сняли, руки почти перестали дрожать. Еще помог массаж, который мне сделал Луи.

— Сможете сделать вот эти движения и вот так помассировать руки перед тем, как вытаскивать пистолет?

Я усомнилась, но на всякий случай кивнула:

— Надеюсь.

— Не сможете. Хорошо, вот так и так, — он показал пару движений, почти незаметных для постороннего глаза, вернее, выглядящих простым разминанием рук.

Асият позвонила сама и сказала, что будет в Париже завтра. Встречу назначила в два часа дня, назвав отель… Не важно какой.

— Буду ждать в номере.

— Нам нужно поговорить наедине. Я не хочу, чтобы слышали твои охранники.

Она усмехнулась:

— У меня нет охраны. Хорошо, только я и ты.

Так я ей и поверила! Кто замышляет нехорошее сам, должен бояться и за свою шкуру.