Евгения выслушивала всех и утешала, что осталось совсем немного, что надо закончить, и что такого будетляне никогда не видели и впредь не увидят.
Работа, споткнувшаяся на появлении девушки, вскоре вновь вернулась в своё обычное русло. Расправившись с подключением кинескопов, товарищи принялись за динамики, а затем, чуть не оглохнув в сплошных реверберациях и визге заведшихся усилителей, отправили "кадета" - звали его Игорем - паять фазоинверторы. Остальные, за исключением Евгении, начали обтягивать стены плотной тяжёлой тканью, призванной хотя бы отчасти погасить отражения.
Девушка же подключила свой планшет к ординатору, чтобы... впрочем, стоит ли забегать вперёд и без зазрения совести рассказывать о том, что хранилось пятёркой в тайне? Важно, как это обычно бывает, другое. И, раз уж нам позволено многое, давайте выведем наших героев по одному на авансцену, под прицел осветительной пушки и спросим, что же на самом деле важно.
Аркадий. Крепыш со сварочным аппаратом. Сейчас, впрочем, сварочного аппарата у него нет, равно, как и остальных инструментов. Он безоружен.
--Аркадий, что для тебя сейчас важно?
--Распять бабочку Лоренса на...
--Нет, не годится... Давай своими словами.
--Чтобы в покое оставили. Руками работать мне проще, чем языком, да и приятнее это.
--Зачем ты тогда этим занимаешься?
--Они мои друзья. Я им помогаю.
--А при чём здесь бабочка Лоренса?
--Ну они все как-то так выражаются... Чем я хуже?
Рома. Римский профиль, усталый взгляд.
--Рома, что для тебя важно?
--А кто тут звук отстраивал? У тебя микрофон по средним срезан... Эй, на пульте?
--Рома, ответь пожалуйста.
--Смотря когда. Важно, чтобы громко, чтобы сказать то, чего ещё не говорили и так, как ещё не говорили. Будетляне застряли в своём совершенстве. Их надо встряхнуть.
--Но ведь и ты - будетлянин.
--Меня тоже надо встряхнуть. Весь мир надо встряхнуть - да что там, трясти надо безостановочно!
Василий при подобном освещении уже не кажется похожим на Вольтера.
--Вася, что важно для тебя?
--Искусство.
--А конкретнее?
--Искусство не может быть конкретнее. Если оно сразу не вмещает весь мир, то оно ни на что не годится. Мы же в единый символ можем заключить историю, религию, все человеческие страсти.
--Ты сейчас работаешь над таким символом?
--Я сейчас работаю над тем, что может к нему приблизить.
Игорь ещё более бледен, чем обычно. Выхваченный из темноты слепящим лучом, он кажется мёртвым.
--Игорь, что для тебя важнее всего.
--Евгения.
--Ты из-за неё в это встрял?
--Разумеется.
--А ты всегда называешь Евгению полным именем?
--Она не любит, когда её зовут Женей.
Евгения, которая не любит, чтобы её звали Женей. Озирается по сторонам, пытаясь высмотреть что-то во тьме, но, захваченная светом, она лишена такой возможности.
--Евгения, зачем ты затеяла свой проект?
--Кто здесь?
--Послушай, надо, чтобы ты ответила.
--Ничего я не буду отвечать... Говори, кто ты такой и что я здесь делаю...-- девушка отворачивается и уходит во тьму, в тщетной попытке обнаружить там хотя бы что-нибудь.
Увы, ткань повествования столь же эластична, сколь и тонка, и излишнее усилие способно разорвать её на части. Услышать ответ Евгении нам, при всём нашем желании, не удастся. Вернёмся же в залу, словно и не было всего этого разговора при свете осветительной пушки.
В зале кипела работа и царило восторженное оживление, которое случается, если работа спорится и если она -- в радость.
Когда хронометры высветили ночное время Вася-Вольтер произнёс:
--Хватит! Друзья, я предлагаю отдохнуть.
Друзья согласились. И вот, таксомотор несёт их сквозь дышащую ледяным пламенем ночь. Антрацитовое небо подобно бархату, на котором лежат бриллианты городских огней. Таксист -- румяный крепыш с завитыми усами, похож на мирового чемпиона по французской борьбе, из тех, что в прежние годы развлекали провинциальную публику показными боями. Мировой чемпион лихо крутит баранку и балагурит с Аркадием о новых катушках для автомобильных электродвигателей, о топливных элементах и ещё о чём-то, что совершенно уж недоступно далёкому от мира будетлянской техники слушателю.
Евгения смотрит в окно -- отражение огонька на конце её сигареты разрезает встречные машины, пешеходов и стены домов. Её мысли сокрыты от окружающих, но видно, так хорошо видно искушённому зрителю, что мысли эти направлены в пустоту, в перманентно чёрное небо, в символы, вырвавшиеся из плена предметного мира и в её собственное одиночество.
Ведь бывает же так, правда? Чтобы среди сияющих огней, громогласной музыки, сотен радостных лиц, вдруг... Подоконник, покрытый облупившейся краской. Керамический горшок с чахлым растением. Комочки земли на пожелтевшей эмали. Застрявшая между пыльных окон, давно уже мёртвая муха. Бывает же?
Но вот, конечный пункт распахивает перед ними свои двери: "Кабаре N13". Рубленые литеры с тяжёлыми засечками на искусно состаренной вывеске подсвечены рядом мерцающих жёлтым светом архаичных лампочек.
Вывеска вздрагивает, расслаивается на синюю, красную и зелёную, потом соединяется вновь.