Из-под пяты веков

– Есть!..

Возгласы удивления – «вот это ружьё!» – налили каждый мускул Ивана Максимовича

уверенностью.

– Теперь каждая пуля на вершок пониже другой пойдёт! – хвастливо выкрикнул он и

одну за другой выпустил оставшиеся в патроннике пули.

– Как по-писаному! – сообщил Никола, подскочивший к хорею.

– Иначе у Ивана Максимовича и быть не могло, – заюлил Шоркунчик. – Кто не знает в

тундрах, что Иван Максимович первейший стрелок?

Опьяненный похвалами, Проигрыш, как во сне, опробовал остальные ружья и поплыл в

лавку для окончательного расчёта.

Получив на руки больше 200 рублей наличными и увязав купленное на санях, он хотел

ехать к себе в чум. Но тут опять подскочил Шоркунчик:

– Неужели так-таки уедешь, ко мне не зайдешь чайку попить? Обидишь, кровно

обидишь, Иван Максимович! Прямо на олешках да со всей семьёй и приезжай ко мне. До

чума-то, поди, далеконько ехать, а прогреетесь чайком – глядишь, и не заметите, как доедете.

– Ладно, ладно. Заедем. Ладно.

– Да нет, уж тебя подожду, Иван Максимович. Ты уж прости: не заехал ты сразу ко мне и

не верю я тебе. Пока сам тебя до дому не довезу, не поверю теперь, что ты будешь у меня.

Смеётся Проигрыш. Приятные мысли бродят у него в голове. Так вот и хочется с кем-

нибудь ещё поговорить о том же, о чём говорил с Евстохием. У других спросить хочется,

правда ли всё это? У Шоркунчика, пожалуй, не худо спросить про такие дела, он, наверное,

всё знает: недаром сам недавно на другой женился.

К дому Шоркунчика двигался Иван Максимович, окруженный своего рода почётным

караулом: слева от него семенил Шоркунчик, то и дело сыпавший словами, справа грузно

шагал рыжебородый староста, а сзади, вытягивая шею, гусиным шагом шёл Никола.

Столько радушия, столько внимательности проявил Шоркунчик во время чаепития, что

Иван Максимович совсем потерял голову. Раньше он частенько сомневался в дружбе

Шоркунчика. Подозревал, что тот с ним водит дружбу только из-за игры в карты. На этот раз

Шоркунчик не мог рассчитывать на выигрыш шкурок (Проигрыш всё-таки подозревал, что

шкурки попадают Шоркунчику) и всё же оказался таким внимательным, любезным

хозяином.

«Нет, хороший человек Шоркунчик, – думает Иван Максимович. – Надо с ним

посоветоваться».

С трудом дождался Проигрыш конца чаепития. И сразу же, как встал из-за стола

Шоркунчик, сказал ему:

– Слово одно тебе сказать надо бы.

– Да хоть не одну тысячу, золотой мой! – встрепенулся Шоркунчик. – Говори, что надо?

Всё сделаю, что только в силах.

Потупил глаза Иван Максимович.

– Один на один надо бы сказать.

Шоркунчик переглянулся со старостой.

– Да тут все свои люди, Иван Максимович. В чём стеснение?

– На одиночку с тобой надо, – упрямо повторил Проигрыш.

Руками развел Шоркунчик.

– Ну, гости дорогие, извините. Покину вас на минутку, потому – надо человеку услужить.

И ушёл с Проигрышем в ту комнату, в которой столько раз и всегда неудачно играл Иван

Максимович, зашептал там в ухо гостю, сделав сочувственное лицо:

– Что, золотой мой, приключилось? Беда какая, горюшко накатилось?

Шепотом и Проигрыш начал ему выкладывать свои сомнения-заботы.

– С бабой своей расходиться задумал я. Тебя спросить хочу, кому парня присудят – ей али

мне?

Шоркунчик сложил губы бантиком, нахмурил брови. Помолчал.

– Серьёзное дело затеваешь, Иван Максимович. Ну, прямо скажу, пропащее дело!

– Но-о?!

– Вот хоть перед крестом господним побожусь, – посмотрел Шоркунчик на иконы.

Проигрышу холодно стало: боится он богов, и своих и русских. Перед богами человек

говорит – не врёт, значит.

– Советские законы, Иван Максимович, по бабе тянут. Перво-наперво ты половину

хозяйства своего отдать ей должен будешь. А как ещё парня не согласна она будет с тобой

оставить, на парня ещё придётся тебе особо пай выделить. Одно слово – раззор!

Но Ивана Максимовича не интересует имущество. Он согласен хоть всё отдать.

– Наживу не столько, как заживу по-хорошему, – говорит он. – А так – маята, не жизнь'

Шоркунчику такой исход совсем не нравится. Заживёт Проигрыш с другой женой по-

хорошему – пропали тогда все барыши от игры в карты. Нет, так не годится. Надо что-нибудь

придумать, чтобы Проигрыш навсегда оставался Проигрышем. Но как это сделать?

Вороватыми сороками скачут мысли в голове Шоркунчика, и ни одной подходящей не

подвёртывается. И, выигрывая время, он похваливает Ивана Максимовича:

– Хорошо, хорошо это ты придумал, как имущества не жалеешь...

– Не жалко. Нисколько не жалко имущества.

– То хорошо, хорошо... В час добрый! В час да в лад, да дай тебе бог зажить богато да

счастливо с молодой женой.

– А парня-то, парня-то как? Ты про парня мне скажи.

Шоркунчика «осенило». Он положил свои руки на плечи Проигрыша.

– Друг!.. Иван Максимович! – заглянул ему в глаза, а потом припал губами к его уху:

– Ты... верно знаешь, что... парень... твой?

Дернулась назад голова Проигрыша. Раскрылся рот. Расширились глаза...

– Чей... как... не мой? – прохрипел он.

– Чей?.. Сам знаешь: в наследство жену от брата получил...