Из-под пяты веков

Марине было пять лет, когда она неожиданно для всех и для самой себя в один день

стала общей любимицей. За нею начали ухаживать все, ей стали давать лучшие куски сырого

и вареного мяса.

Год, что принёс Марине общую любовь и суеверное перед нею преклонение, был

особенно тяжелым для всей семьи Ионы. Неудачно охотился в том году Иона Выучей с

сыновьями, и вся семья жестоко голодала.

Пятилетняя Марина как-то пролепетала старшему брату, собиравшемуся на охоту:

– Пойду с тобой. Мышь найду – съем.

Тот был сам голоден и понял голод ребенка.

– Пойдём.

Марина уселась на санки позади брата и тот погнал тройку оленей к сопке, чтобы

посмотреть оттуда, не видно ли где какого зверя. И с сопки Марина первая увидела стадо

оленей. Она толкнула ручонкой в спину брата и сказала:

– Ты!.. (Олень.)

Тот оглянулся.

Да, Марина видела оленей... Сначала он подумал, что это ручные олени, но, вглядевшись

попристальнее, обрадовался:

– Дикие!

Сделав большой крюк, брат сумел подкрасться к стаду и убил трёх оленей.

Вся семья Ионы в тот день была сыта. А про Марину отец сказал:

– Счастье девка приносит. Надо её на охоту брать.

Через несколько дней второй брат Марины поехал с нею на осмотр капканов и в одном из

них нашел лису-серебрянку. Шкурка такой лисы ценилась в ту пору очень высоко. От ижемца

Павлова, торговца в селе Пусто-озеро и владельца нескольких оленьих стад, в каждом из

которых было не меньше одной-двух тысяч голов, Иона получил за шкурку серебрянки

четыре сотни оленей. С той поры у Марины в косах и на расшитой панице появились медные

колокольчики. Каждое движение её стало сопровождаться легким звоном меди. Сестры

соперничали друг с другом в желании помочь Марине, облегчить её жизнь и стойко

переносили щелчки и ругань отца и матери: они молча, суеверно признавали право Марины

на исключительную любовь отца, матери, братьев.

И Марина росла капризной и требовательной. Это, впрочем, не помешало ей к

тринадцати годам научиться делать всё, что полагается ненецкой женщине: снимать с оленя

шкуру, выделывать эту шкуру, шить одежду и обувь, собирать топливо, варить мясо,

устанавливать и снимать чум, укладывать разное барахло в лари, привязывать шесты и

покрышку чума к санкам. Узнала Марина и большинство ненецких обычаев. К ней уже и

жених сватался, но Иона не выдал её только потому, что все ещё видел в ней живую богиню

промыслового счастья.

2

Зима в том году выдалась морозная и вьюжная.

С пастьбы оленей, по утрам, Иона возвращался в чум иззябшим, злым.

К его приходу жена всегда накладывала много дров на огонь, чтобы было теплее в чуме.

Марина, единственная из дочерей, ещё не выданная замуж, помогала матери заготовлять

дрова и поддерживать огонь.

Однажды Иона вернулся от оленей особенно мрачным: ночью напали на оленей волки и

загрызли трёх важенок.

Мать прикрикнула на Марину:

– Больше дров клади! Видишь – замёрз отец.

Марина набрала охапку еловых сучьев и бросила на огонь. Сучья весело затрещали, а

Иона начал рассказывать про нападавших на оленей волков.

Пеляпа, слушая рассказ и поохивая, наливала Ионе чай из кипящего над огнем чайника.

Когда она стала снимать чайник, из костра прыгнул ей на голову уголёк...

Ужас исказил лицо женщины.

Озверело вцепился в горло Пеляпы Иона. Завыл, брызжа слюной:

– Дьявол! Чёрт! Ведьма... Оторву голову!

Марина заступилась за мать: повисла на руке отца.

– Отец, не тронь! Не бей! Мать не виновата, я знаю...

Но Иона знает от стариков: «Уголь бросают боги на голову неверной жены».

Боги!.. Разве может Иона сомневаться в знаниях богов? Разве может он допустить, что

боги врут, а его жена и дочь говорят правду?

Нет, все тадибеи-шаманы во всех тундрах говорят одно:

– Боги знают то, что не дано знать человеку. Боги знают не одни дела – знают все мысли

человека.

И так утверждают не только тадибеи-шаманы, так утверждают русские тадибеи-попы в

церквах:

– Бог всё знает, все видит. Бог справедлив.

Неужели врут все тадибеи?!

Нет, не верит Иона ни жене, ни дочери! Он верит тадибеям, поэтому бьет наотмашь

Марину по голове.

Удар пришелся в темя. Марина, тихо охнув, упала возле огня. Правая её рука попала в

огонь.

Иона, схватив жену обеими руками за горло, приподнял её и бросил оземь. Плюнув

потом в лицо лежавшей, он повернулся к Марине и отдернул её от огня, прикрикнул:

– Что притворилась? Собирай чум!

Через несколько минут он убедился, что Марина не дышит. Животный страх охватил

Иону, вытолкнул его из чума.

– Поганое место! Проклятое место! – плевался он, торопливо разбирая чум и в

беспорядке наваливая весь скарб на сани.

Семь оленьих упряжек уже стояли около чума: готовился в этот день Иона к перекочёвке

и оленей запряг до того, как зайти в чум, позавтракать и напиться чаю.

3

Когда Марина очнулась, рядом она увидела хрипевшую мать. Отец уже отъезжал от

«поганого места».

Она пронзительно крикнула.