Из-под пяты веков

промышленник должен знать всё, что есть и что было в тундре, потому что в тундре он

думает жить, как жили его отец и мать.

Школа? Да, в школе интересно. В школе надо учиться читать, считать, писать. Это может

пригодиться. Считать и читать надо уметь ненцу: тогда не будут его обсчитывать, тогда

труднее будет обмануть его. Но школа – это временно. Зима, две, три... Больше нечего в

школе делать. А тундра – она постоянна. Тундра на всю жизнь ненца.

И о тундре, о жизни в тундре, о новостях тундры, расспрашивал Степан у матери.

Расспрашивал до тех пор, пока мать не сказала ему:

– Ты спрашивал про это. Я сказывала тебе.

Понял Степан, что всё уже выспросил, и весело захохотал.

– Сколько спрашивал – сам забыл, о чём спрашивал! Пойду завтра куропаток ловить...

– За отцом кто поедет? Мне ехать?

Степан вовсе забыл про отца. И опять расхохотался над самим собой.

– Я забыл. Совсем забыл... Я поеду за отцом. Рано надо ехать?

– Не знаю. Раньше поедешь – раньше приедёшь.

– Спать теперь?

– Будем спать. Как пьяный отец будет, к вечеру завтра к морю кочевать будем. Утром ты

за отцом поедешь, а я дрова рубить буду.

Степан пристально поглядел на мать, возившуюся над приготовлением места для сна. И

мать ему показалась что-то чересчур болезненной и маленькой. Он сказал ей об этом:

– Ты иссохла в эту зиму. Болела?

– Давно болею. С того года больна, как ты родился.

Никогда не расспрашивал раньше Степан про жизнь матери. Не представлялось как-то

случая для этого. Да и мать всегда была с ним. И не замечал он раньше её болезненности.

Теперь захотелось расспросить мать. Обрадовать её чем-нибудь. Дать, может быть, совет, как

дал совет отцу в школе.

Послушал тогда его совета отец. И от этого было Степану хорошо. Захотелось и матери

дать хороший совет, чтобы самому хорошо стало. Спросил:

– Отчего заболела?

– От работы заболела. Три дня прошло, как ты родился. Через три дня послал меня твой

отец землю рубить. Ледяная земля была в том году. Не могли олени корм из-подо льда

добывать. Рубить надо было землю. Помогать оленям еду добывать. Я пошла рубить. Долго

рубила. С тех пор заболела. Два года тяжело болела. После лучше стало. Только всё худо. Всё

не могу поправиться. Отец ругается. Отец всегда теперь ругается. Не ругался, пока отец его

живой был: боялся отца. Умер его отец – он меня ругать стал, не стал ни в какой женской

работе помогать. Я одна. У меня силы мало стало. Не могу. Он не помогает. Он только

ругается. Ему надо, чтобы я издохла. Я издохну – он другую жену возьмёт. Он не хотел меня

брать – отец заставил. Отец велел меня в жены взять, когда умер мой муж, брат Ивана. Ребят

от первого мужа не было. От Ивана сразу ты родился... Спи, ложись... Мать моя сказала мне:

«Судьба у тебя, девка, такая». Что против судьбы сделаешь? Ничего не сделаешь. И говорить

об этом не надо больше... Спи.

Рассказ матери был страшен для Степана. Глубокую тревогу вселял он в него. Объяснял

причину грубости отца и вызывал жалость к матери.

Вспомнились разговоры в школе о старинных ненецких обычаях. О тяжести, о

ненужности этих обычаев...

О том обычае, про который рассказала Степану мать, он слыхал ещё до школы. Но он не

знал, что и его мать, и его отец были во власти этого обычая. По тому, как говорила мать, по

тому, как ругался, пил и играл отец, понял Степан, что выполнение обычая старины принесло

горе и его отцу, и его матери.

Долго не мог заснуть Степан. Из своего детства он вспоминал картины семейных

раздоров, свои слёзы, когда отец избивал мать...

И он решил поговорить завтра с отцом. По-хорошему поговорить, как говорил в школе.

«Отец поймёт, – думал он, – и не станет обижать мать».

КОГО ВИНИТЬ?

1

Проигрыш посмотрел на Степана остекленевшими от хмеля глазами:

– Зачем приехал?

Степан не заметил, что отец пьян, и сказал весёлым голосом:

– За тобой.

Хлопнул Проигрыш ладонью по столу.

– Кто послал? Матка?..

– Нет, я сам, – заторопился Степан, – сам хотел ехать. Думал, ты ждёшь. Меня, думал,

ждёшь.

– Тебя? Зачем мне тебя ждать? Играть со мной на пару приехал?

– Нет.

– Нет? Поезжай обратно!

– Не поеду без тебя.

– Не поедешь? Как не поедешь? – удивился Проигрыш, не ожидавший таких твёрдых

ответов сына.

Степан нахмурился...

– Не поеду!.. Сказал тебе... Зачем ещё спрашиваешь?

Такая решительность понравилась Проигрышу. Он ухмыльнулся:

– Ты смелый, как я.

Похвала вызвала у Степана прилив горячей крови к голове, блеск в глазах и решимость к

ещё большей смелости.

– Кончай играть. Поедем! – сказал он отцу таким тоном, как будто имел право

приказывать, как будто бы он сейчас не только равен отцу, но и чем-то выше его.

– Кончать? Ты кто, что приказываешь мне?

Степан на одно мгновение встретился своими глазами с глазами отца и сказал, улыбаясь:

– Я – сын твой Степан. Говорю тебе, моему отцу: кончай играть!

В пьяной улыбке расползлись губы у Проигрыша. Мелкие морщинки, как на гусиных

лапках, появились около щелочек-глаз. Сказал по-русски:

– Сын велит ехать. Играть не велит.