Задержавшись 16 и 17 сентября в Лионе из-за плохого самочувствия, я возвратился в Женеву 18 сентября. Комитет пяти уже закончил свою работу, подготовив проект итало-абиссинского соглашения. Проект предусматривал территориальные уступки со стороны Франции и Великобритании в пользу Италии, а также установление международного контрольного мандата с ее участием. Однако уже вечером в среду, 18 сентября, стало известно, что Муссолини отклонил этот проект. На следующий день в четверг, было опубликовано его интервью, в котором он заявлял, что не желает коллекционировать пустыни.
Он поднял на смех уступки, бескорыстно сделанные Францией. Великобритания проявляла все большую твердость; точнее говоря, она не намерена отступать от однажды принятого решения. Обманутый в своих надеждах, Лаваль вечером 18 сентября произвел на меня впечатление человека, убежденного в невозможности соглашения. «Имеется лишь полшанса на успех», – сказал он мне. Он был особенно настроен против русских, обвиняя их в том, что они хотели бы заменить его мною. Действительно, на банкете представителей международной печати мне был оказан самый теплый, братский прием, в то время как часть французской печати обрушилась на меня с нападками. Особенно отличился де Кериллис, а также газета «Тан», которая потребовала, чтобы представители Франции в Женеве были «честными в своем рвении»; все это меня смешит. Два сенатора из департамента Об, бескорыстие которых обычно весьма относительно, выступили в поддержку Италии. Лаваль, разумеется, против принятия каких бы то ни было военных санкций. Он согласен в лучшем случае на экономические санкции. Я заявил ему, что на его месте, убедившись в истинных намерениях Муссолини, я предпринял бы поиски такой линии, на основе которой можно было бы добиться единодушия Лиги наций по вопросу необходимых действий. По моему мнению, это было бы самым «честным» и наименее опасным для Франции решением.19 сентября Лаваль послал из Женевы французскому послу в Риме следующие инструкции: