Она давненько ждала, когда же кто-нибудь из друзей или даже родных бросит обвинение прямо ей в лицо. Гадала, кто станет первым, но не думала, что это будет Егор. Егор. Пусть он не обвиняет её вслух, от этого не легче.
Защитный механизм, исправно работавший годами, автоматически включился. Ксюша расправила опустившиеся было плечи.
— Видишь, — она по-прежнему обращалась к Стасу, однако смотрела на Егора, только теперь не ошарашенно и с болью, а холодно и с насмешкой, — у мальчика стресс. А у девочки вообще психологическая травма. Что с них взять, если они такие ранимые. — Ксюша отвесила поклон. — Прощайте. Совет вам да любовь. Да детишек побольше. Детишки будут красивые, правда, нервные.
— Зато не пустые, — не остался в долгу Егор.
«Это как повезёт», — хотела ядовито усмехнуться Ксюша, но прикусила язык. До пожеланий зла невинным (и даже ещё не родившимся!) детям она не опустится. Да и Егор со Златой такого не заслужили. Ксюша повернулась к Стасу и Гале.
— Пойдёмте.
Уходя, она ждала, что Егор окликнет её и если уж не извинится, то скажет что-нибудь смягчающее. Ждала так, что аж между лопатками покалывало. Но Егор молчал.
Ксюша, Стас и Галя вышли на улицу, где царил хаос — уже не активно-опасный, а пассивно-растерянный. Раненым людям и животным оказывали помощь, повреждённые конструкции восстанавливали заклинаниями.
— Обойдём закоулками, — тихо предложила Ксюша. Если перепуганные граждане заметят пустых — тех, из-за кого, по их мнению, случилась катастрофа, кто-нибудь обязательно кинется мстить, и это будет не один человек.
Они свернули за угол, прошли мимо нескольких домов, и вдруг Ксюша громко выдохнула, остановилась, закрыла лицо руками и затряслась.
К хухлику сопливые вопросы а-ля «Как он мог?» Легко он мог, вот это-то и обидно! Да, он очень любит Злату, да, он до смерти за неё перепугался и инстинктивно обозлился на ту, кого считал виноватой. Когда любимому человеку грозит гибель, запросто наговоришь такого, о чём сам потом пожалеешь, из-за эмоций крышу сносит начисто. Только неужели двадцать лет дружбы значат так мало, что не удержали эту крышу, даже не притормозили снос? Сколько Ксюша себя помнила, её хлестали словами «пустая» да «пустышка», по поводу и без. Но она была уверена, что Егор-то никогда так не поступит. Сегодня поступил, легко, без колебаний. Ксюшина броня оберегала от посторонних, но не от него. Против Егора у неё брони не было. Он ударил по самому больному, ничем не защищённому месту.
Плачущую Ксюшу обняла Галя.
— Ну-ну-ну. Тише. Всё наладится.
— Точно наладится! — поддакнул Стас. От объятий он воздержался, но погладил Ксюшу по голове. — Дурак он, плюнь на него. Хочешь, пойду и физиономию ему расквашу?
— Уймись, рыцарь! — шикнула Галя. Во-первых, она считала, что драка лишь усугубит ситуацию. Во-вторых, не забывала, что Егор — этот, как его, ветровик. Одно дело, когда противники дерутся на равных, другое — когда у одного из них магический дар.
— Не надо никому ничего расквашивать, — Ксюша всхлипнула и почти улыбнулась. — Но за предложение спасибо. — Она сделала глубокий, прерывистый вдох. — Я сейчас. — Провела пальцами по нижним векам. — Сейчас, сейчас. — Легонько похлопала себя по щекам. — Сейчас… — И снова разревелась.
Ни Галя, ни Стас не стали больше ничего говорить. Галя снова обняла Ксюшу, и на сей раз Стас присоединился.
…Егор сидел злой, как сто чертей. Под боком у него дрожала Злата, он ласково её успокаивал, но и его потряхивало — от ярости. Ярость была непонятная, многослойная, такая противная, что хоть сам себе грудную клетку раздирай и вырывай оттуда вместе с сердцем.
Что он сделал? Что он сказал? Что вообще произошло?
Всё упиралось в микроскопический кусочек времени — не секунду, а долю секунды после того, как до Егора дошло, что во дворе горят вещи и люди. За это крохотное мгновение в голове пронеслось столько мыслей, что он до сих пор не успел их переварить.