Из пыли времен (СИ)

— Надеюсь, они вернуться, — Зверь тронул ладонь, сжимающую Черный Меч, и оскалился: — Но в этот раз все будет по-другому! — обсидианы хищно блеснули. — Ты хотела впиться зубами мне в глотку?

Лита ощутила покалывание клыков у себя на ключице — кожаный жилет без сопротивления пропустил их, но Зверь словно примерялся, растягивая удовольствие, — ее легкие зашипели бессильной яростью, злость нарастала, заполняя все естество, что рвало и терзало, грызло зубами, сковавшие цепи.

Но те никак не поддавались.

— Твоя кровь сильна… — дышал Холар девочке в шею. — Жаль… Это тело верно послужило мне… Но не беда, мое «истинное лицо» останется неизменным.

— Отец, — тихо произнес Марен, — se edir kel es [Вот, мы встретились].

— Отец? — вскинулся Зверь.

В мгновение ока он оказался перед принцем. Черные обсидианы цепко впились в лицо юноши, нос дрогнул.

— Не признал… — усмехнулся Зверь. — Отца, больше нет. Память моей Крови вытеснила его. Он не вернется, — он принюхался. — А мне нравится твоя кровь, Перворожденный. Вы с ней, — мотнул головой в сторону Литы, — чем-то похожи.

Он вновь потянул носом, и грудь замерла на середине вдоха, глаза распахнулись…

— Не лезь вперед, — ехидно шепнул Кин, стоящему позади Атену.

Зверь отпрянул! Пасть ощерилась клыками, шерсть на загривке встала дыбом, уши прижались к черепу, словно у загнанного волка. А в черных обсидианах отразился свет серебристых змеек, вынырнувших из-под надорванного рукава шерстяной рубахи Марена! Они оплели предплечье, локоть, сползли до запястья, и в сжатом кулаке, словно из самого мрака сплелся черный клинок с молочно-белым эфесом; Лита почувствовала, как рука опустела.

— Кровь Богов… — выдохнул Зверь, поднимая лапы.

А Марен повел плечом…

И Лита бросилась вперед: цепи растаяли, оковы спали, давящая тяжесть рассеялась и больше ничего не сдерживало. Шипение, рвущее грудь, переросло в неистовый рев, содрогнувший Хемингар. Волосы взметнулись и вспыхнули искрами — казалось, даже воздух затрещал от опалившего жара.

Пламя сорвалось с раскрытых ладоней, ударило в воздвигнутый Зверем барьер, растеклось по нему, словно вода, и поглотило, довольно схлопнувшись. В озарившей тронный зал вспышке тени драконов подернулись, и сквозь истончившийся мрак у каменных постаментов проступили двенадцать воинов, похожих на перетекающий туман.

Саодир с Атеном поклялись бы перед всеми Богами, что вслед за девушкой ринулся Пламенеющий дракон. На краткий миг им показалось, даже увидели расправленные кожистые крылья, услышали клекот и свист разрываемого воздуха…

Зверь отшатнулся от Силы, обрушенной «янтарным потоком», и из пламени на него вынырнула Лита. Девичьи клыки впились в шею, и дикий вопль боли вырвался из могучей груди, покрытой иссиня-черной шерстью.

Он с трудом стряхнул ее, попятился, зажимая рану — кровь плескала из разодранных жил, щедро заливая пол. Лицо девушки довольно оскалилось, «багрянец» струился по подбородку, сладкий вкус мести ласкал губы.

Три дюжины Зверей взревели и, повинуясь неслышному приказу, бросились в атаку.

Марен сорвался с места, и «жидкое серебро» вспыхнуло ярче, рык, исторгнутый легкими, казалось, исходит откуда-то сзади, из-за трона, где в камне замерли три Древних дракона, и его тут же словно подхватили остальные Крылатые Змеи.

От Атена метнулась черная тень — волосы Кина мелькнули, вспорхнувшей стаей воронов… И вновь Смертный готов был поклясться, поставив на кон посмертие, что слышал клекот кожистых крыльев… Он хотел двинуться следом, но замер, потому что двенадцать воинов сделали шаг. И каждое движение лежало за гранью сознания Атена, где-то там, где существуют герои, драконы и Боги, о которых гласят мифы и легенды. Воины и не двигались, в привычном для юноши смысле. Они струились, словно туман, очертания плыли дымкой, и каждый выпад, походил на текущую мглу.

Щиты ударили, сбивая Зверей в кучу, копья ткнули в толпу, и каждое нашло горло. Хрипы умирающих, слились с ревом живых… Щиты и копья в руках вмиг растаяли, и теперь в ладони сжимали рукояти дахондиров, оскаленных «клыками вепря»; звон стали эхом грянул по коридорам замка.

Воины Тумана замелькали в толпе Зверей, и каждый бился словно со всеми сразу — ни один не наносил двух ударов в одну сторону. Дахондиры распадались на парные мечи, что кружили и секли стремительно, будто молнии, а затем вновь сливались в один могучий «двуручник».

Ни один Зверь не отражал больше двух ударов.

Лицо девочки, искаженное гневом и ненавистью, взирало на Холара. Кровь, бегущая по подбородку, капала на жилет и тускло поблескивала черной смолой. Она с наслаждением облизала губы.

Зверь скосил глаза за спину, на грянувшую позади сталь.

— Мокат?! — хрипло удивился он.

И тьма сгустилась вокруг, повеяло свежим грозовым воздухом. Силуэт Холара дрогнул…

И Черный Меч в пылающей серебром руке острием пронзил мрак.

— Стой! — Кин успел схватить принца за жилет.

Когуар жадно впился в горло почти растворившегося во тьме Зверя, но ни одна капля крови не упала на пол; клинок всклубился; и Холар канул в черный провал. А вместе с ним и Марен, увлекая за собой Кина.