Из пыли времен (СИ)

Чутье безошибочно подсказывало, что Зверь за спиной заносит «пламенный» клинок для удара. Удара, который с легкостью пробьет кожаный нагрудник и рассечет его, Марена, надвое. Оскаленные клыки вонзятся в плоть, кровь зальет и без того багряные ковры… Но черный клинок ближе. Девушка неимоверно быстра! Даже сейчас, когда время, остановилось, несется со скоростью урагана! Если бы не изумрудный блеск глаз, пышущих неистовой смарагдовой яростью Райгруа, он решил бы, что она Перворожденная, что в ее жилах течет «древняя кровь»… Да, он ее чует!.. Но они такие изумрудные… И волосы…

«…словно раскаленный металл, что ринулся вниз, и воздух плыл жаром вокруг его тела. И словно металл, его кожа переливалась, то раскаляясь добела, то заливаясь багрянцем угасающих углей. И во взгляде его бушевало смарагдовое пламя, свет которого был столь ярким и чистым, каким бывает жизнь — и он мог давать жизнь. Но сейчас, смарагдовое пламя, что холодной неудержимой яростью плескалось из глаз, сулило только смерть — смерть всему живому. Словно Древний дракон, несшийся с высоты поднебесья, был самой Даурой, Матерью Первых и Хозяйкой Истинной Ночи, гнева которой страшатся даже Старшие Боги…»

Сапфиры скользнули в сторону: «Нет, дракон на месте, «под крылом» Айдомхара…»

В последний момент отведя плечо, Марен шагнул в сторону — черный клинок прошел на расстоянии ладони от стальных пластин нагрудника. Правая рука легла на молочный эфес, и толкнула дальше; и Лита, влекомая силой своего броска, налетела грудью принцу на спину, воздух вылетел из легких. А черный клинок, продолжая движение, острием пронзил покрытую густой, жесткой шерстью грудь Зверя, что еще недавно хотел «отведать сладкой крови Перворожденного». Пронзил с невообразимой легкостью, будто проткнул тонкий пергамент, вгрызся в плоть, проходя навылет, и показался над левой лопаткой — все таким же чистым и черным: ни одна капля крови не скатилась по долу, словно всю ее он вобрал в себя.

Зверь жутко взвыл, вскинув голову; волна жара обожгла руку Марена под рубахой.

Ослабевшую лапу, с падающим логмесом, принц перехватил за запястье. Подался вперед, вгоняя Черный Меч по самый эфес, и, впившись клыками в покрытое шерстью горло, рванул, в полной мере ощутив дурманящий вкус «теплой жизни».

И в это мгновение, фигура Зверя подернулась дымкой. На краткий миг проступило лицо, с обострившимися чертами: густая, чуть с проседью борода, обрамляющая широкую челюсть, складки вокруг рта, очерчивающие круглые щеки, и небесные топазы печальных глаз…

Зверь осел на колени.

— Нет!.. — раздался за спиной переполненный ужасом девичий вскрик.

Пальцы Литы разжались и соскользнули с рукояти, она отпрянула; но меч вырвался из объятий еще теплой плоти, подчиняясь руке Марена. И разворачиваясь, принц заметил, как изумрудное пламя в глазах девушки погасло, сменившись болью.

Но он шагнул в сторону, выворачивая лапу за запястье, и позволяя логмесу продолжить падение — «пламенный» клинок со звоном врезался в серый гранит, но лапа удержала рукоять. А Черный Меч уже несся в изголовье Зверя.

— Остановись… — прозвучал умоляющий голос.

И Зуб Дракона, завершая движение, опустился на покрытую иссиня-черной шерстью шею. И не встретив преграды, как раскаленный металл не встречает сопротивления в горстке пуха, рассек мышцы, жилы и позвонки. Но не брызнул «багрянцем» из рассеченных артерий во все стороны — голова упала на пол, царапнув оскаленным клыком по твердому камню, и тело накрыло ее.

И лишь тогда кажущаяся черной смолой кровь плеснула девушке на сапоги.

Марен разжал ладонь, и лапа с «пламенным» клинок упала следом — эфес гулко звякнул о гранитные плиты сжатый мертвой хваткой… Ледари придут за ним…

— Отец… — Лита рухнула на колени, протягивая обессилившие руки.

И только теперь, когда стихли: и рев, и вой, и хрипы, и тишина окутала тронный зал Замка Драконов, Марен увидел, что по левой руке девушки струится «живой» янтарный огонь. Он, переливаясь, тянулся от предплечья к запястью, сплетая сложный узор из пламенных струй. Словно по жилам бежала не кровь, а раскаленный металл.

А когда она подняла глаза, он не увидел в них ничего, кроме боли и пустоты.

Принц опустил взгляд на Черный Меч, молочно-белый эфес которого сжимала ладонь, и который клубился тонкими нитями тьмы, цепляясь за окружающий мрак — на матовом клинке вспыхивали и гасли призрачные додревние руны, что выглядели такими знакомыми…

«…И рожден он среди первых, и древняя тьма течет в его жилах. И обладает он бесконечной силой способной разрушать миры. И даже время не властно над ним…»

— Когуар… — ворвалось в сознание Марена имя, глядя, как призрачные руны гаснут на черном клинке.

А катящаяся волна жара все сильнее жгла предплечье…

Марен дернул рукав шерстяной рубахи, раздирая до локтя — по коже, извиваясь, словно множество змей, бежало «жидкое серебро»! И подобно тем, что у девушки, они закручивались в восхитительный рисунок. Подобно вьюнку, цеплялись за бугры мышц, взбираясь все выше и выше: к предплечью, к плечу. Обожгли шею, грудь…