Из ранних произведений (1835 – 1844)

• • •

Впервые напечатано в 1902 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Маркс – А. Руге в Дрезден

Кёльн, 25 января [1843 г.]

Дорогой Руге!

Вы уже, вероятно, знаете, что «Rheinische Zeitung» запрещена, осуждена, получила смертный приговор. Предел её жизни – конец марта. В течение этого времени, до казни, газета подвергается двойной цензуре. Наш цензор, порядочный человек, поставлен под цензуру здешнего правительственного президента фон Герлаха, слепо послушного дуралея. Готовые номера нашей газеты должны представляться в полицию, где их обнюхивают, и если только полицейский нос почует что-либо не-христианское, не-прусское, – номер газеты уже не может выйти в свет.

Запрещение газеты вызвано совпадением ряда особых обстоятельств: её распространённостью; моим «Оправданием мозельского корреспондента»^{79}, где здорово досталось некоторым весьма высокопоставленным государственным мужам; нашим упорным отказом назвать лицо, приславшее нам законопроект о браке^{80}; созывом сословных представителей, на которых мы могли бы оказать влияние своей агитацией; наконец, нашей критикой запрещения «Leipziger Allgemeine Zeitung»^{81} и «Deutsche Jahrbücher».

Министерский рескрипт, который появится на днях в газетах, ещё слабее, – если только это возможно, – чем предыдущие. В качестве мотивов приводятся:

1) Лживое утверждение, что мы не имели якобы разрешения, как будто в Пруссии, где ни одна собака не может жить без своего полицейского номерка, «Rheinische Zeitung» могла бы выходить хотя бы один день, не выполнив официальных обязательных правил.

2) Цензурная инструкция от 24 декабря имела целью установить цензуру тенденции. Под тенденцией понимали воображение, романтическую веру в обладание свободой, обладать которой realiter[86] люди не могли бы себе позволить. Если рассудительный иезуитизм, царивший при прежнем правительстве, имел суровую рассудочную физиономию, то этот романтический иезуитизм требует главным образом силы воображения. Подцензурная печать должна научиться жить иллюзией свободы, а также иллюзией о том великолепном муже, который высочайше эту иллюзию дозволил. Но если цензурная инструкций желала цензуры тенденции, то теперь министерский рескрипт разъясняет, что запрещение, закрытие и было изобретено во Франкфурте для насквозь дурной тенденции. Цензура существует-де лишь для того, чтобы пресекать уклонения хорошей тенденции, хотя инструкция утверждает как раз обратное – именно, что хорошей тенденции разрешаются уклонения.

3) Старая галиматья о дурном образе мыслей, о пустой теории и прочая трескотня.

Меня ничто не поразило. Вы знаете, каково с самого начала было моё мнение относительно цензурной инструкции. Я вижу в этом только последовательность; в закрытии «Rheinische Zeitung» я вижу некоторый прогресс политического сознания и потому я оставляю это дело. К тому же я стал задыхаться в этой атмосфере. Противно быть под ярмом – даже во имя свободы; противно действовать булавочными уколами, вместо того чтобы драться дубинами. Мне надоели лицемерие, глупость, грубый произвол, мне надоело приспособляться, изворачиваться, считаться с каждой мелочной придиркой. Словом, правительство вернуло мне свободу.

Как я уже однажды писал Вам, у меня произошёл разлад с семьёй и, пока моя мать жива, я не имею права на своё имущество. Кроме того я обручился и не могу, не должен и не хочу покинуть Германию без своей невесты. Поэтому, если бы, например, представилась возможность редактировать в Цюрихе, вместе с Гервегом, «Deutscher Bote»^{82}, то это было бы очень кстати. В Германии я не могу больше ничего предпринять. Здесь люди сами себе портят. Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы дали мне совет и высказали свои соображения по этому вопросу.

Я работаю над несколькими вещами, которые здесь, в Германии, не найдут ни цензора, ни книгопродавца, ни вообще какой бы то ни было возможности существования. Жду Вашего скорого ответа.

Ваш Маркс

• • •

Впервые напечатано в 1902 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Маркс – А. Руге в Дрезден

Кёльн, 13 марта [1843 г.]

Дорогой друг!

Как только возможно будет, я отчалю прямо в Лейпциг. Я только что беседовал с Штукке, которому государственные мужи в Берлине, по-видимому, в большей своей части сильно импонировали. Д-р Штукке – весьма благодушный человек.

Что касается нашего плана^{83}, то я Вам предварительно выскажу своё убеждение. Когда был взят Париж, то одни предлагали в государи сына Наполеона, с назначением регентства, другие – Бернадота, третьи, наконец, – Луи-Филиппа. Но Талейран ответил: «Либо Людовик XVIII, либо Наполеон. Это – принцип, всё остальное – интрига».