Его глаза горели, лицо разгорячилось. Мне стало страшно, от его жара пробрал холод. Сегодня? Я не могу так сразу! Нужно собраться, попрощаться хотя бы с самыми близкими. Я отстранилась от Фееба, но он сжал мои плечи.
— Эй! В чём дело? — спросил он.
— Фееб, так нельзя! — воскликнула я. — Без благословения Духов, без прощания. Убегать, точно мы преступники! Ещё и в Будру!
Фееб поморщился:
— Вот только не начинай, как твой папаша самод...!
Он осёкся, но я поняла, что он хотел сказать. Меня окатила горячая волна ярости.
— Ты хоть знаешь, как нас называют в других империях? — в запале продолжал Фееб. — Лесные дикари, вот как. Даже в грязном Дироше!
Я напала на него внезапно. Ударила головой в нос, а когда он отшатнулся, ослеплённый болью, сделала подсечку и завернула его руку за спину, заставив уткнуться лицом в пол.
— Не смей говорить о моём отце неуважительно! — прошипела я Феебу на ухо. — И, знаешь, мне плевать, как нас называют в других империях.
— Пусти! — в бессильной ярости пропыхтел он.
Я отпустила и отошла на пару шагов в сторону. Фееб поднялся, промокнул краем рукава кровь под носом и сухо заметил:
— Решай Маара, ты со мной или нет?
— С тобой, но не стану убегать из селения, словно преступница, — твёрдо произнесла я. — Эти люди моя семья. Единственная, которую я знаю, и мне нужно проститься с ними, как полагается. Не понимаю, как ты можешь уехать без всего этого, будто чужой всем.
Неожиданно на улице раздались взволнованные крики. Мы с Феебом переглянулись.
— Это ещё что? — пробормотала я.
Не сговариваясь, мы кинулись к дверям, но Фееб в последний момент пропустил меня первой. На Площади собралось достаточно жителей — в основном женщины и дети, которые ещё не ушли в Лес собирать хворост. В центре толпы слышался взволнованный голос Роома, сына лучника. До меня долетели обрывки его рассказа:
— У тройного тиссарди... одёжа богатая, ладная... А лицо бледное, видать вся кровь в землю ушла.
Мы приблизились к толпе, Фееб взял за локоть знакомого охотника и тихо спросил:
— Э, что случилось?
Парень потёр крупный нос и ответил:
— Ребята, что хворост собирали, нашли у тройного тиссарди раненого.
Тройной тиссарди знал каждый ребёнок: на пригорке росло дерево. Его ствол, широкий и могучий у основания, на высоте человеческого роста расходился на три части, и они тянули к небу чёрные, узкие, похожие на клинки листья.
— Роом, говорит, левая нога раненого разорвана большим клыком, похоже на вепря, — продолжал парень. — Наши уже отправились за ним.
— Охотник? — деловито спросил Фееб.
— Да я-то почём знаю? Принесут — выясним. Если живым получится донести. Мальчишки сказали, он много крови потерял.
Я подошла к толпе и прислушалась к рассказу Роома, но мальчишка сам знал немного, просто повторял новым подходившим одно и тоже. Было видно, это доставляет ему удовольствие — ещё ни разу он не был в центре такого внимания.
— Лицо у него бледное, что поганка! И с синевой, — зашёл на очередной круг Роом. — А лежал вот так.
Мальчишка, как подкошенный, рухнул на землю, повернулся на бок и выставил руки вперёд, будто хотел отгородиться от чего-то или кого-то. Я невольно улыбнулась: с каждым разом рассказ обрастал новыми подробностями.
В этот момент из Леса вышли четверо мужчин.
Они несли на носилках из двух тонких стволов и натянутой между ними мешковине черноволосого мужчину. Правая штанина его светло-коричневых штанов потемнела от крови и была разорвана на бедре. Одна рука свесилась с носилок и покачивалась в такт ходьбе охотников.
— Вон они! — завопил сын лучника, живо поднимаясь с земли.
Все подались навстречу пришедшим. Стоящие сзади теснили передних, пытаясь рассмотреть человека на носилках.
Я тоже приблизилась. Чужак на самом деле был очень бледен, под глазами залегли чёрные тени. Лицо перепачкано кровью и грязью.
Охотники донесли носилки до Площади, где недавно проходило наше с Раалой посвящение, и положили их на землю. Все ждали Главу рода и его распоряжений. Несколько человек уже отправились за ним.
Стоявший рядом со мной Фееб тихо выругался. Я повернула голову и вопросительно взглянула на кохаи.
— Ведём себя, как тупое стадо, — пробормотал он. — Будто так не ясно, что надо нести раненого в Целительский дом.
Стоявшая перед нами мать Раалы обернулась и посмотрела на него с недоумением и тревогой.
— Что ты такое говоришь, Фееб?! — воскликнула она. — Все решения принимает Глава рода. Если каждый начнёт творить, что ему вздумается, будет неразбериха.
После проваленного испытания я не решилась защищать кохаи и опустила голову. Не ожидавший, что его слова услышит кто-то кроме меня, Фееб стушевался и сказал мне:
— Я лучше пойду, поохочусь.
Быстро коснувшись губами моих губ, он шепнул:
— Помни, что я сказал, и не думай слишком долго.
После чего скрылся в толпе.
Мать Раалы сжала мою руку и тихо сказала:
— Не нравится мне Фееб в последнее время. Ох, не нравится.
Я посмотрела вслед кохаи. Мне он тоже не нравился.
— Видать, опутала его паутиной Лесная дева, — продолжала мать Раалы, дыша мне в лицо смесью огненного корня и табака.