— Благодарю. Я понял.
— Э, да ничего вы не поняли. Думаете, больше дел нет или генералов недостаточно, раз мы сами на вас вышли? Ошибаетесь. И того, и другого — хватает. Очевидно, вас настораживает наша осведомленность? А какие уж тут тайны, раз одно дело делаем. Скажу вам по секрету, что Геннадий Михайлович неспроста появился на нашей встрече. Вами интересуются серьезно...
— Это и настораживает, — строго отрубил генерал, — я не привык работать под присмотром. Я офицер и коммунист. Подчиняюсь уставу, совести и партии. Вся моя жизнь — пример тому. А сейчас вижу сплошные интриги и понимаю, в каком плане меня хотят использовать!
— Помилуйте, в каком? — несколько обиженно удивился Комиссаров.
— Генштаб не хочет ссориться с Шеварднадзе, ЦК — с генштабом, вы — со всеми вместе, и каждый в отдельности пытается навязать мне свои правила игры. Не получится!
Комиссаров подождал, пока генерал несколько поостынет, и серьезно, глядя ему в глаза, произнес:
— Время нынче сложное, и Родине в любой момент понадобится человек, обладающий высшим моральным авторитетом...
Генерал аж несколько ссутулился. Было ясно, что Комиссаров неспроста говорил эти слова. Неужели у них дошло до этого?
— Не понял, — протянул Саблин.
— А мне показалось, вы восприняли советы Геннадия Михайловича.
Главное ведь остается между слов.
— Я человек прямой, и со мной крутить не стоит. Почему вам можно верить, а Советову нельзя? Советов — мой непосредственный куратор, от него зависит политическая окраска ожидаемых в Анголе событий. На вас же нигде даже сослаться нельзя.
— Конечно, нельзя. Вас решили поддержать не потому, что кубинцам в Анголе помогать некому. На вас пал выбор как на одну из кандидатур, способных спасти отечество от развала и хаоса.
Генерал замер почти по стойке «смирно».
— Сами видите — социалистическое отечество в опасности, — тоном, не терпящим возражений, продолжал полковник. — На каждом углу говорят о военном перевороте. Но армия внутри страны деморализована. Офицеры предпочитают выходить на улицу в гражданке. Генералитет занят организацией глухой обороны от газетных писак. В стране нет боевого духа, есть болтовня и кивание друг на друга. Командование перепугано. Если завтра народ потребует от армии навести порядок — кто возглавит эту святую миссию? Генштаб?
— С ума сошли?! — сдержанность покинула генерала, и он протестующе замахал руками. Но опомнился и скромно предположил:
— В военных кругах много известных и уважаемых генералов.
— Много. Но не те. Лучший вариант — афганцы. Согласен, однако большая часть населения их уже боится в связи со всякими межрегиональными конфликтами. Считают, что люди, проливавшие кровь там, не остановятся перед выбором и здесь.
— Не думаю. Скорее, окажутся неспособны, на них давит комплекс вины. Кому охота второй раз в дураках оставаться.
— Логично, генерал. Кто же остается?
— Ну, в округах еще. Хотя могут и не поделить власть. По себе знаю. Когда командовал округом, на соседей смотрел как на конкурентов. То финансы загребут, то технику. А дислокация? — Саблин махнул рукой. — Нет, не потянут. Перессорятся.
— Кто в таком случае остается? — строго повторил Комиссаров.
Саблин нервно закурил, машинально допил коньяк, оставшийся в пузатой хрустальной рюмке, помолчал, побарабанил пальцами по столу, ударил ладонями по коленям и пружинисто встал.
— Да, задал ты мне, полковник, задачку... А где гарантии?
— Будут гарантии.
— В ЦК об этом неизвестно?
— По-моему, они достаточно провалили акций. И эту ставить под угрозу?
— А как же без них? — Саблин понял, что находится на краю горной трещины, которая, медленно раздвигаясь, грозит превратиться в ущелье. — Выходит, мы здесь, а они там? Подождите, я же коммунист...
— И я коммунист, — спокойно ответил Комиссаров. — У нас все коммунисты.
— Так как же без ЦК?
— Мы их переизберем, когда придет время.
— Мы — их? — переходя на шепот, переспросил генерал.
— Вы согласны ждать, чтобы они нас? В таком случае лично вы, генерал, практически дождались.
— Значит, моя участь решена? Но мне без партии никак невозможно...
— тяжело вздохнул Саблин.
— Вам что, Советов по нутру?
— Нет. Прохвост. Аппаратчик. Интриган.
— Кто же должен решать судьбы таких, как он?
— Очередной съезд, — убежденно отрезал генерал.
— Боюсь, до нового съезда ни они, ни мы не доживем.
— Есть такие сведения?
— Генерал... — Комиссаров развел руками.
— Ах, ну да. Понятно.
— Предлагаю связаться с Луандой.
Саблин по-бычьи наклонил голову и упрямо отказался. Комиссаров понял бессмысленность дальнейшей обработки и предложил доставить генерала в семью, а напоследок как бы невзначай уточнил: «Надеюсь, в ЦК вы больше не пойдете? По крайней мере в этот свой приезд?»
— Куда я могу сообщить о своем решении? — Саблин не собирался сдаваться даже после услышанного. Внутри клокотала буря не изведанных еще чувств и страхов, но ее волны пока не поглотили разум.
— Мы будем держать с вами связь.
Генерал поспешно уселся в машину, и ворота за ним закрылись.