Из России за смертью

Нежные, невинные, с маленькими, всего в горошину, сосками. Эти припухлости Рубцов мог бы прикрыть одной ладонью. Их нельзя было сжимать, рвать на части, кусать и заглатывать. К ним можно было лишь прикоснуться губами и уколоться о нахохлившиеся горошины сосков. Опьяненный этим предчувствием, Рубцов помотал от нетерпения головой и быстро разделся. Оставшись совершенно голым, подполковник молча навалился на Женьку. Накрыл ее своим могучим широким телом. Испугавшись, что задавит ее, решил перевернуть девушку на себя. Не тут-то было. Женька вцепилась маленькими пальчиками ему в мошонку и медленно сжала кулачки. Рубцов заорал благим матом. А Женька почти сладострастно прошептала: «Или гони из палатки, или, подполковник, я раздавлю тебе яйца».

Угроза была нешуточная. Выносить эту боль было невозможно. Как, впрочем, и совершить любое движение.

— Отпусти, дура... Я же хотел как лучше. Чтобы тебе сделать хорошо. Думал, после Панова, хочется чего-нибудь крепкого, настоящего.

— Когда захочу, сама найду, — в ответ прошептала Женька, не разжимая кулачки. — Уходи.

— Мне что ж, теперь с ним, как с поднятым знаменем по джунглям разгуливать? — возмутился Рубцов.

— А ты возьми и опусти, — более миролюбиво посоветовала Женька.

Рубцов печально вздохнул:

— Я ему не командир...

Женька, не разжимая окончательно кулаки, уперлась головой в грудь подполковника и неожиданно резко заставила его встать на ноги. Сама оставаясь в кровати, она продолжала держаться за мошонку. Как мольба в темноте прозвучали слова подполковника:

«Женька, ну дай, чего тебе стоит...» В ответ она снова сжала свои горячие ладошки. Взвыв от боли, Рубцов одной рукой махнул, разрубив воздух и задев Женькино бедро, а другой схватил вещи и выскочил в сереющий просвет приоткрывшегося полога палатки. Уже из-за брезента он глухо предупредил: «Я с тобой, стерва, нянчиться не буду». И грузно зашагал прочь.

ЛЕС

Найденов крутился на жесткой складной кровати. Сон, на мгновение завладевший им, внезапно оборвался. Рядом в другом углу бурно спал Рубцов. Он то бормотал, то подпрыгивал, переворачиваясь с боку на бок, то начинал храпеть, то стонал. Солнце раскаляло брезентовую стенку палатки. Нужно было собираться.

Найденову досталась самая неблаговидная роль в этой операции. Он должен рассеивать сомнения профессора, которые неизбежно возникнут. И убеждать Вентуру, что их путешествие не преследует никаких военных целей. Для этого придется вести себя непринужденно и общительно. Попробуй, справься, не будучи артистом и зная, что в это время Санчес по рации ведет корректировку курса движения отряда спецназа. В любом случае профессор все узнает, как только они приблизятся к стенам Старой крепости. Узнает и не простит Найденову его притворства. А значит, в Луанде запретит дочери встречаться с другом-провокатором. Выходит, Ану он потерял в любом случае. Так ради чего давал согласие полковнику Проценко? Найденов встал, выглянул из палатки и сплюнул густую, накопившуюся за ночь слюну. Приходилось признаться себе: спасал шкуру. Испугался. А какой выход? Бросить все и бежать с Аной куда-нибудь в Бразилию? Но он же офицер. Присягу давал. Да и что он будет делать в Бразилии... Растеребив душу и не придя к согласию с самим собой, Найденов взвалил на плечо вещмешок и вышел из палатки.

Санчес и профессор были уже готовы. Рядом проверяли поклажу шестеро ангольских солдат, приданных для сопровождения. Профессор, улыбаясь, подошел к Найденову.

— Неужели вы спали? А я, представьте себе, ворочался, ворочался... столько мыслей. Несмотря ни на что, спасибо, что уговорили меня ввязаться в ваше путешествие.

Санчес подал команду солдатам, и все члены группы, распределив вещи, углубились в разбуженный рассветом лес. Поначалу шли молча. Впереди профессор с картой и компасом, за ним Найденов, далее солдаты с поклажей, и замыкал кубинский полковник, в пятнистом рюкзаке которого лежала рация.

— Я о Старой крепости мечтал давно. Там, если с умом покопаться, можно обнаружить много научной фактуры. Вы уверены, что отряды Савимби ее оставили?

— По сведениям разведки, ФАПЛА они ушли два месяца назад, — соврал майор.

Профессор недоверчиво хмыкнул, но смолчал. Лес становился все гуще. Воздух, пропитанный ароматом тысяч цветов и трав, был вязким, липким.

Идти приходилось медленно, то и дело огибая стволы лежащих деревьев, цепко хватавших одежду путников своими корявыми безлистными ветвями. Устойчивым стал запах гнили. Громадные деревья, высотой с двенадцатиэтажные дома, своими кронами закрывали небо. На лианах, опутавших точно паутиной все пространство над землей, висели ветки, огрызки стволов, а иногда и целые бревна. Папоротники достигали груди и агрессивно шуршали, словно под каждым из них пряталась змея.

Найденов шел с осторожностью. Прежде чем сделать очередной шаг, он тщательно изучал почву. Заметив это, профессор рассмеялся: