Из семилетней войны

Приглашение было очень кстати, иначе трудно было бы исполнить приказание Пепиты, о которой он не переставал думать.

До вечера оставалось еще много времени; Симонис очень устал, к тому же ему нужно было обдумать много вещей, и он с радостью принял предложение баронессы и отправился к себе. Войдя в свою комнату, он стал вспоминать все случившееся; время прошло незаметно в размышлении и приведении комнат в порядок; наконец, он хотел растянуться на постели, но в это время Гертруда постучала в дверь и позвала его вниз.

Оправив на себе платье, Симонис спустился к баронессе. Пепита поздоровалась с ним взглядом и знаком предупредила, чтобы он не проговорился перед старушкой. Она встретила его так, как будто они в этот день еще не виделись; баронесса, из сожаления к племяннице, не касалась щекотливых вопросов и говорила только о королеве.

— Я знаю, — начала Пепита. — что у королевы нет друзей, что она уже по своему характеру никогда не старалась искать дружбы, но в нынешнем ее положении ее нельзя не пожалеть; хоть она ни в чем не виновата, между тем ей придется больше всех раскаиваться… и то уж она молится и плачет!

— И сердится, — прибавила баронесса.

— Для нее это простительно!.. — воскликнула Пепита. — Она, дочь цезаря, должна быть рабыней Бранденбургского маркграфа, королева двух государств и вдруг должна просить милости у этого солдата!

Старуха вздрогнула.

— Да, — заметила она с грустью, — там, где дело идет о справедливости, не могут не пострадать невинные. Когда падает дуб, то он мнет цветы, растущие под ним.

— А разве это справедливо? — воскликнула Пепита.

— Разумеется, — возразила старушка, — я сама была свидетельницей безумия Августа Сильного, который не щадил свою родину ради удовлетворения своих безобразных прихотей. Оставив после себя беспомощного сына, он взял для него в опекуны Брюля. Ну вот теперь на сына и обрушилось все наказание, которое заслуживал его отец.

— Однако, дорогая тетя, — начала горячиться Пепита, — это только первая проба, временная неудача, кризис. Ведь у нашего короля есть еще другое королевство, где он может защищаться; у нас есть сильные союзники, и мы можем наказать дерзкого нахала. Это не наказание, а только испытание, из которого мы выйдегу победителями!

Она взглянула на Симониса, который молча пожирал ее глазами. Он ждал обещанного объяснения; найти для этого удобное место и время было не его дело. Но Пепита располагала достаточным мужеством и ловкостью, чтобы не задумываться об этом. Она была вполне уверена, что подходящий случай скоро представится.

В то время, когда старушка ушла в свою комнату, чтобы прикрыть одеялом любимую собачку в корзинке, Пепита быстро подошла к Симонису.

— Около девяти часов проститесь с тетенькой, сойдите вниз и ждите меня у моих носилок.

Симонис кивнул головой, и они быстро разошлись.

В назначенный час Симонис, хотя старушка и удерживала его, попрощался и отправился вниз. Носильщики уже дожидались у дома.

Почти следом за ним выбежала Пепита и, усевшись в носилки, велела нести себя ко дворцу. Макс сопровождал ее, идя у дверцы.

— Послушайте, кавалер де Симонис, — обратилась она, — я не требую от вас клятвы, хотя сама уже поклялась. Никакая жертва не будет для меня тяжела, если только я могу спасти королеву. Против неприятеля, который так вероломно напал на нас безоружных, мы вправе защищаться тем, что нам внушил Бог: все равно, хитростью, подкупом или оружием. Вы теперь принадлежите мне? Ведь вы мой, и я могу на вас рассчитывать?

— Одного вашего слова довольно, — воскликнул Симонис, — чтобы я бросился в огонь и в воду! Вы чувствуете себя сильной, и никто не устоит перед вами.

Пепита грустно улыбнулась.

— К сожалению, — сказала она, — вы меня не знаете и судите только по моей наружности, которой меня наградила природа. Вы даже не знаете того, кому вы отдали вашу душу: ангелу или сатане. О, Боже!.. Почему я не могу внушить вам, вместо этого ослепления, более благородного чувства, а именно сожаления к угнетенным, милосердия к тому несчастью, которое постигло нашу королеву.

— Вы все можете внушить, и ваши слова будут служить для меня законом.

— Довольно, довольно! — прервала его Пепита. — Я должна воспользоваться этим законом, так как другого средства не имею. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты; вас вырастили в том убеждении, что вы должны продать себя первому встречному человеку за хлеб и будущность. К сожалению, так все ваши соотечественники служат по целому свету!.. Бедные! Это у вас в крови, но надеюсь, что Господь наградил вас честной душой, которую стоит только разбудить, чтобы вы почувствовали, что человек не одним хлебом сыт бывает, но добродетелью и совестью.

Она протянула ему руку через окно. Он поцеловал ее и сконфуженный молчал.

— Я хотела бы вас повести по широкой, открытой и ясной дороге; но теперь уже поздно. Неприятель вогнал нас в темную пропасть, и мы вынуждены защищаться. Вы находитесь и можете остаться в неприятельском лагере, но только ради того, чтобы нас предостерегать и действовать в нашу пользу. Ради меня вы должны посвятить себя этому делу.