Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

А Лейл Андерсен все пела и пела простую песенку, очень созвучную душе солдата Восточного фронта. Она пела даже тогда, когда слева по движению поезда в их вагоне зазвенели стекла и пули защелкали по обивке, по висевшему на крючках оружию и каскам. Лежавшие на полках, как птицы, перепуганные хищником, сыпанули вниз, на пол. Те, кому суждено было лечь в ряд на холодном перроне ближайшей станции, так и остались на своих удобных полках. Разве думали они, закаленные солдаты Восточного фронта, что смерть за фюрера и Великую Германию застанет их не в окопах, среди верных товарищей, а здесь, в русском вагоне, во сне.

Когда рассвело и с окон сдернули светомаскировку и слегка приоткрыли солдатские одеяла, которыми наспех заделали зиявшие пустотой и продувавшие холодным русским ветром проемы, сосед Балька, двадцатипятилетний силезец по имени Франц, обнаружил в спинке сиденья одну из пуль, прилетевших к ним ночью. Он вытащил из ножен кинжальный штык, который всегда висел на ремне, и принялся выковыривать из расщепленной деревянной рейки глубоко засевшую пулю.

— Зачем она тебе, парень? — глядя на его упорство, говорили ему те, кто постарше.

Но другие, кто помоложе и на фронт возвращались после первого ранения или первого отпуска, кинулись помогать Францу. Кончиком второго штыка они разжали треснувшую пополам дубовую рейку, и пуля упала на пол. Сразу несколько рук кинулись ее ловить, как загнанного мышонка.

— Ну и дела! — первым преодолел изумление все тот же Франц. — Родной калибр! Семь девяносто два!

— А ну-ка, дай посмотреть, — отозвался пожилой унтер-офицер с нашивкой «Вестфальский гренадер»[13] на рукаве и «мороженым мясом»[14] на груди рядом с Железным крестом второго класса.

Ветеран подбросил на ладони пулю, внимательно осмотрел рубчатый поясок и слегка деформированное рыльце и тоном эксперта произнес:

— Да, француз, ты прав, это наше дерьмо. Вот оно и вернулось к нам. — Последнюю фразу ветеран произнес уже другим тоном, так что в вагоне некоторое время стояла тишина. Только колеса постукивали на стыках рельсов.

Обстрелом их состава в лесу под Борисовом дорожные неприятности на пути к фронту не закончились. Недалеко от Орши вагоны вдруг встряхнуло с такой силой, что на этот раз попадали на пол даже сидевшие внизу.

— Что за черт! Все живы?

— Раненых нет?

— Нет!

— Иваны совсем обнаглели!

— Они теперь не дадут нам покоя, пока мы не уберемся с их полей!

— Кто это сказал? Повторите!

— Какая разница, кто сказал. Количество русских танков от этого не уменьшится. — Это сказал ветеран с нашивкой «Вестфальский гренадер». — А ну-ка, живо поднимайте свои откормленные задницы, взять винтовки и марш из вагона!

Вестфалец посмотрел на Балька, нюхавшего затоптанный пол рядом с его ботинками и подал ему винтовку, оставшуюся после того, как под Борисовом с верхней полки сняли коренастого крепыша баварца с пробитым затылком.

— За мной, парень! И советую тебе там, в лесу, держать ухо востро!

— Вот мы и в России.

— Будь она трижды проклята!

— У иванов так думать о нас причин еще больше.

— Да, это так.

— И какого черта мы сюда сунулись? У нас с иванами был договор о ненападении!

— Приятель! Ты как с луны свалился! Освободительный поход! Против большевиков!

— Так они тут все большевики. Большевики и «гориллы».

— А заодно мы освобождаем их и от всего остального. От жилья, от имущества, от урожая. Иногда — от жизни.

— Прекратить треп!

Вестфалец как в воду глядел. Гауптман, командовавший составом, размахивал протезом левой руки и отбирал группу для прочесывания леса на участке до ближайшего перегона.

— Давайте ваших людей! — скомандовал гауптман унтер-офицеру. — Стройте их вон там. Я сейчас отдал распоряжение ремонтникам и займусь вами. Действуйте, унтер-офицер! Разрешаю брать с собой всех, у кого есть оружие, кроме находящихся в оцеплении.

— Как нам действовать, герр гауптман? — поднял руку вестфалец, который с этой минуты становился полновластным командиром их группы. — Прошу поставить нам задачу.

— Задача очень простая. Двигаться цепью параллельно железнодорожному пути. Прочесывать лес на глубину ста метров. Действовать по обстоятельствам. Помните, мы уже на фронте.

— Разве фронт уже отступил сюда? — спросил кто-то из шеренги. Ему никто не ответил. Даже гауптман сделал вид, что не слышал возгласа солдата.

Через несколько минут они развернулись в цепь и двинулись по обеим сторонам железнодорожного пути в сторону Орши.

— Мы куда двигаемся? На восток?

— Да, на восток.

— О, мы снова наступаем! Завтра об этом сообщат по радио в «Час нации».

— Заткнись!

В голосе говорившего чувствовалась ирония. Кажется, это был тот же самый, который в Минске рассуждал по поводу секретного оружия Гитлера.