Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

Если это не Божий промысел, то что это?!. Ну как можно было без радиотехнических средств ночью при сплошной облачности найти эту площадку в горах и сесть, не зацепив ни одну горку вокруг?..

Наступил январь 2000 года. Бои за Грозный шли жесточайшие. 9 января, где-то после обеда, мне подполковник Кулинич говорит: «Надо слетать в район Джалки, отвезти боеприпасы и забрать раненых». Задача понятная. Но я не знал, что в Джалке колонна спецназа МВД попала в засаду между двумя мостами, и именно сейчас она ведёт тяжёлый бой. Мне об этом тогда никто не сказал.

Погода плохая, туман. К тому времени у нас, к счастью, уже появился GPS (спутниковый навигационный приёмник для определения местоположения. — Ред.). По дороге мы нанесли ракетно-бомбовый удар в районе Мескен-Юрта. Подлетаем к Джалке, видим характерный ориентир — элеватор. На дороге бэтээры стоят, стрельба со всех сторон идёт, пули кругом летают… Причём сверху понять, — где свои, где чужие, — очень трудно. Саня, лётчик-штурман, кричит: «С элеватора такой шлейф пламени в нашу сторону пошёл!..». Это зенитная установка по нам отработала.

Докладываю Кулиничу: «Тут бой идёт… Куда садиться? Там наводчик-то хоть есть, чтобы спросить? А то сядем, а нам вертолёт сожгут». Он: «Что, правда, бой идёт? Тогда возвращайся».

Я вернулся в Калиновскую, отпустил экипаж, а сам пошёл в столовую. Мне сказали, что сегодня я уже никуда не полечу, а полечу завтра с утра. Сидим мы с начальником отдела боевой подготовки полковником Иксановым, ужинаем. Я в медицинских целях выпил три рюмки коньяка. Кстати, три — это на самом деле три, а не тридцать три. Я коньяк там в гомеопатических дозах принимал, чтобы хоть как-то напряжение снять.

Тут мне говорят: «Срочно звони на КП». Звоню Кулиничу: «Степаныч, в чём дело?». Он: «Володя, тут начальник Генерального штаба… Обстановка серьёзная. Надо в Джалку лететь, забирать раненых и убитых». А время уже часов восемь вечера, темно. Говорю: «Я же там днём был: ничего не было видно и ничего не понятно. И как ты себе представляешь, что я ночью там разберусь?».

Но делать нечего… Понятно, что лететь придётся. Взял экипаж, газик и поехал на аэродром. Своим парням сказал: «Идите в палатку, а я — на КП».

Говорю командирам: «Хорошо, мы летим». Выхожу с КП на улицу и глазам своим не верю: туман сел такой, что видимость максимум метров двадцать. Возвращаюсь к телефону: «У нас туман». Кулинич: «Так везде туман! В Моздоке, во Владикавказе…». Я: «И как я туда должен лететь?.. Не полечу».

Он говорит: «Сейчас доложу командованию». Возвращается: «Володя, надо лететь». Это он меня вроде как уговаривал. Я: «Не полечу. Это же просто убиваться. У меня дети…».

И не то, что я трушу. Просто нет условий. Нельзя лететь.

Я решил позвонить начальнику авиации группировки, генерал-майору Базарову. А там никто трубку не берёт… Звоню начальнику КП — тоже никто трубку не берёт. Наконец лейтенант поднимает: никого нету! Но я-то слышу, что они там есть! Слышу своими ушами, как они ему дают указание: скажи, пусть сам принимает решение. Кулиничу говорю: «Степаныч, ну ладно, я трус! Но ещё смельчаки есть?». Он молчит. (Потом он мне сознался: «Володя, все отказались. Но начальник Генерального штаба тогда сказал — делайте, что хотите, но давайте туда вертолёт. И всё тут…».)

Я вышел. Туманище… На душе такая жуть… Думаю: ну всё, пора с жизнью прощаться… Саня Минутка и Серёга Ромадов в палатке, как я им и сказал, сидят. Ждут… Я дверь в палатку открыл и говорю: «Саня, на вылет…». Повернулся, дверью хлопнул и молча пошёл. Иду и думаю: а они-то идут за мной или нет?.. Но они шли. Шли молча, не говоря ни слова.

Молча запустились, молча взлетели. А тут ещё в тумане обледенение бешеное… После того, как по расчётам прошли Терский хребет, я приступил к снижению с высоты тысяча двести метров. Из облаков вышли на высоте сорок метров. Скорость загасил до семидесяти, и Саня мне даёт удаление до площадки. Оказывается, к его чести, что, когда мы были здесь днём, он снял точные координаты этой точки.

Не видно вообще ничего. Чуть вверх — в облаках, чуть вниз — высоковольтки. Сигнализатор опасной высоты постоянно ревёт: «Опасная высота, опасная высота…». Штурман говорит: «Удаление шесть…». Вдруг вижу большой квадрат с огнями. «Саня, вон оно, наверное!». Он мне: «Николаич, да ты что? Это площадь в Аргуне! Там костры горят». Потом он предупреждает: «Вроде сейчас будет площадка, удаление километр». Я скорость ещё меньше сделал. Он: «Пятьсот метров!». И вдруг вижу какие-то огоньки.

Для себя я принял окончательное решение — буду садиться. Второго раза просто может не быть. А внизу бой идёт: зенитная установка в одну сторону работает, в другую… Всполохи кругом, мины взрываются… Сели.

Посадочные огни пехота зажгла в гильзах от снарядов, ветошь туда напихали. Только сели, вижу — огоньков уже нет, бойцы их быстренько потушили. Сане говорю: «Бери управление, я пойду разбираться». Оказалось, мы сели на дороге, а рядом — лес. От деревьев до края винта оставалось полтора-два метра.