Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

Решил не идти по дороге, а сразу залез в придорожную канаву. По этой канаве и двинулся в ту сторону, где днём бэтээр стоял. Наткнулся на бэтээр. Около него какой-то мужик в каске сидит и куда-то стреляет. Я его ногой двинул: «Я лётчик, где раненые у вас?». Он: «Да отвали ты! Тут все раненые, не до тебя». Кто нас звал, зачем я сюда прилетел? Я к другому бэтээру — там тоже все стреляют. Во весь рост боюсь встать, пули летают. Вдруг из темноты начинают появляться носилки, раненые сами бредут. Убитых несут… Я говорю: «Там борттехник покажет, как грузить».

Возвращаюсь и спрашиваю у Сани: «Сколько загрузили?». — «Уже человек двадцать». Ну ладно, двадцать — это нормально. А их всё несут и несут… Уже двадцать пять. Говорю: «Больше не возьму».

Ещё вот что было плохо — у меня заправка полная. За сорок минут, пока летел, ну от силы литров пятьсот израсходовал. А у меня в баках — три пятьсот пятьдесят!

Тут ещё какие-то военные сами пришли и в вертолёт лезут. Гляжу: да они же вполне здоровые, с автоматами. Начинаю их отшивать. Они мне: мы контуженые, и всё тут!

Убитых принесли, человека четыре-пять. А в грузовой кабине и так уже люди штабелями под потолок. Мне их командир говорит: «Ну, куда я с убитыми? По рукам и ногам связали. За собой их, что ли, возить?». Говорю: «Ну, кидай, куда хочешь». Одного ко мне в кабину затащили, а остальных сверху на раненых бросили. Картина дичайшая, передать её словами просто невозможно… И в кабину я залезал, наступая даже на знаю, на кого и на что…

Сел на своё место, соображаю как бы взлететь… Трассеры летают совсем близко. Это уже на звук работающего двигателя ударили «духи». Вдребезги разлетелся радиокомпас — единственный прибор, который помогает лётчику выдерживать курс полёта при отсутствии видимости.

Как взлетать, куда взлетать?.. Смотрю: с одной стороны — лес, а с другой — вроде как поле. Про себя, как заклинание, повторяю: «Главное, не потянуть ручку на себя раньше времени… Главное, выдержать разгон скорости у земли… Выдержать глиссаду, не дрогнуть, не рвануть ручку…». Фару на секунду включил, начинаю отворачивать вправо с разгона. И тут Саня как заорёт: «Там провода!..». А мне куда деваться?.. Я — вертолёт в другую сторону!.. Деревья ширкают по корпусу, стрельба какая-то снова… Спасло нас только то, что выдержали разгон скорости и нижний край облачности — пятьдесят метров. Только взлетел — и сразу в облаках! Теперь другая проблема — куда лететь? Везде туман с видимостью менее пятидесяти метров.

Полетел я в Моздок, так как бывал там много раз. И тут началось обледенение. Слышим — лёд начинает с лопастей скатываться, по балке стучит. Я потом посчитал, что, учитывая работу противооблединительной системы и обогрев двигателей, взлётный вес у меня должен был быть не более одиннадцати тысяч восемьсот килограммов. А фактически он был четырнадцать двести.

Я — Сане: «Ты мне помогай, я не справляюсь один». А тут какой-то полковник в кабину залез и начал орать: «Я заместитель командующего, мне в Ханкалу надо!». Мне потом Саня сказал, что Серёга Ромадов ему популярно объяснил, кто на борту старший… Больше он нам не мешал.

Примерно через час подлетаем к Моздоку. А там туман с видимостью менее тридцати метров! А ведь минимум для вертолёта — вниз пятьдесят, вокруг пятьсот. Это при условии, что есть радиотехнические средства. А автоматический радиокомпас не работает, его пулями разбило. Как заходить на посадку? Повезло, что руководителем полётов в Моздоке был настоящий ас. И Саня со своим GPS здорово помог. Шваркнулись об полосу, но не сломались.

Руководитель: «Вы где?». Я: «Мы где-то сели, вроде бетонка подо мной». Он: «Сиди, не рули». Через некоторое время подъезжают четыре «санитарки», «пожарка». Они по всему аэродрому ездили, нас искали. Оказалось, что сел я прямо посредине аэродрома, как положено.

Тут как начали раненых в «санитарки» загружать — у них аж рессоры в обратные стороны выгнулись! Мы так точно и не знаем, сколько человек мы привезли. Я думал, что загрузили нам двадцать три раненых и четверых убитых. Но Саня, который считал их уже при выгрузке, насчитал больше тридцати.

Никуда мы, конечно, в этот день не полетели. В Моздоке как раз был экипаж МИ-26 из Торжка. Саня говорит: «Пойдём к Гречушкину!». Экипаж этот жил в оружейке. Они налили нам по полстакана спирта, а потом, помню, я лёг спать на каких-то трубах, куда подстелили доски.

Убитых мы возили часто, поэтому к этому страшному зрелищу все привыкли. Но в этот раз было настолько дико и жутко, что отпустило меня не сразу — дня четыре просто рвало периодически. А когда я посмотрел на себя в зеркало, то увидел, что борода у меня стала совершенно седой… Но закончилась эта война для меня только через три месяца. Впереди был и отказ двигателя ночью в облаках, и попадание под огонь своей же артиллерии, и расстрел нашего вертолёта из танка. И ещё более трёхсот боевых вылетов…

Принуждение Грузии к миру