Женщины ушли, и запущенный прекрасный старый дом объяла тишина. Фрэдди, который привык поздно ложиться и поздно вставать, ушел в детскую раскладывать пасьянс, почуяв, что Пембертону его общество в тягость. Пембертон, уступая ему в умении себя занять, бегло, как в книжной лавке, прошелся по рядам Дебориных книг и, став у окна, выглянул на площадь, облик которой сочетал в себе убогость и благородство каким-то странным образом, поразившим его и тотчас ускользнувшим. Уловить — это я умею, подумал он, а вот удержать надолго в сознании — как будто нет. Чтобы укрепиться духом, он попробовал читать наизусть кусочки из Достоевского.
За окном отрывисто захлопали выстрелы, потом тишина, шум потасовки, детский рев — и чьи-то тяжелые, нетвердые шаги по лестнице двумя этажами ниже.
Не успев сообразить, что делает, Пембертон спрятался.
— Дебора! — задыхаясь, позвали с лестницы. — Нора! — К двери кто-то приближался на нетвердых ногах. Верней, на коленях. — Пембертон!
Низко, у самого пола, постучали в дверь. Пембертон узнал голос Туссена — и потерял голову. Он повернул ключ в двери детской. Потом метнулся в ванную и открыл до отказа холодный и горячий краны. За дверью затихли. Пембертон неслышно отпер детскую и вошел к мальчику.
Фрэдди сказал:
— Там кричал кто-то. Вроде Туссен, по голосу. И вроде он упал. Вы пустили воду в ванной, я вас никак не мог дозваться. И дверь не открывалась никак.
— Я ее запер на ключ, чтобы никто к тебе не мог забраться. На площади делалось что-то нехорошее.
— А как же Туссен? Он в той комнате?
— Не знаю. Мне было не слышно.
— Но вы же вошли в ванную
Пембертон промолчал.
— Но ведь Туссен вроде
Когда женщины вернулись с молоком, оказалось, что на площадке, раненый, лежит Туссен. По ступенькам тянулся кровавый след. Пембертону велели увести Фрэдди подальше, где не слышно, позвонили в полицию, вызвали "скорую помощь". Пембертон собрался с духом и сел в карету "скорой помощи" сопровождать Туссена.
Через несколько часов, когда Пембертон уже вернулся, мальчик снова сказал:
— Ведь слышно было, что Туссен
— Что такое? — сказала его мать.
— Что было слышно, Фрэдди? — сказала Нора, нагибаясь к нему.
— Он на лестнице позвал маму, тебя, а потом, под дверью, — Пембертона.
Пембертон буравил мальчика взглядом — только не выдай, сделай только это одно, и тогда я тебе друг и тайный сообщник навеки.
— Я ничего не слышал, — сказал он. — Вероятно, в эти минуты как раз пустил воду.
Мальчик пошел ложиться спать, не прибавив больше ни слова. Пембертон в молчании самолично обследовал ступеньки, словно это он был здесь раньше и теперь, шаг за шагом, восстанавливал свой путь.
— А знаешь ли, я тебе не верю, — как можно мягче сказала Нора, когда он вернулся, а Деборе уже удалось примирить Фрэдди с мыслью о том, что хочешь не хочешь, а спать придется.
— Мне не хотелось все это обсуждать в присутствии Фрэдди. На площади началась драка. Я, как уже было сказано, собирался принять ванну. Перед тем как выйти за дверь, надо было запереть Фрэдди в детской и набросить на себя что-нибудь из одежды, на это ушло время.
— У меня лично ушло бы на это примерно четверть минуты, — сказала Дебора. — Чем ты тут занимался, черт возьми?
— Правду сказать, я решил, что это ложная тревога, пошалил кто-нибудь.
— Какое там, — сказала Нора. — Какие уж там шалости. Туссена
Пембертон стиснул голову в ладонях. Какое-то время его мысли занимал Туссен, потом он подумал о себе, о том, как будет презирать его Филип, случись ему дознаться о том, что знает Фрэдди… Он постарался дать Деборе понять, что им с Норой надо побыть вдвоем. Дебора уединилась с Норой на кухне.
— Если хочешь, вы оба на вполне резонных основаниях можете остаться здесь до утра. Иными словами, есть возможность это сделать, не доставляя неприятных ощущений Филипу.
— Пожалуй, лучше просто на часок-другой прилягу тут у тебя на кушетке. Не хочется бросать тебя одну, когда Пембертон соберется уходить. А Филипу я звонить не буду. Он сейчас либо работает, либо лег спать. Поздно ночью такие новости слушать вредно. — Нора, поглощенная отчасти далекими отголосками неутихающей схватки, отчасти помрачением ума, которому в критические минуты подвержен Пембертон, ни на секунду не заподозрила, какую мысль он пытался внушить Деборе.
В раздумье она принялась мыть посуду.
— Ну, какое твое мнение? Определенно чего-то не хватает.
— Ты это о нем? — сказала Дебора.
— Да. — Нора вспомнила, сколько веселых часов Филип и она провели когда-то с Пембертоном, вздохнула о нем с грустным и теплым чувством, задумалась, куда повесить Филипов холст, написанный широкими мазками, когда он будет доделан, и ясно увидела, что он прямо-таки просится на стенку над буфетом. От этой суетной мысли ей захотелось, чтобы Филип немедленно очутился рядом.
— Жалко, — сказала Дебора, отзываясь о своем заблуждении так, словно Нора обсуждала с ней несовершенства возлюбленного.