Из списков части исключён

Он начал приподниматься, но я уже на него не глядел, так как увидел бегущих в мою сторону вьетнамских солдат, одетых в легкую форму “джангл – фетигз“ с тигриными полосами и красные береты. Я знал, что в Южно – Вьетнамской Республике набрали ударную часть из зэков тюрьмы Ши-Хоа в Сайгоне и в других тюрьмах Шолонга, Дананга, Далата, Турана, Гуэ. Ну, типа нашего штрафбата. И готовили их, по слухам, почти, как “зеленых беретов“. А вот и сами “зеленые береты“. Я знал примерное количество остававшихся солдат и офицеров, так как сам помогал выгружать для нас сухпайки. Нас было явно меньше. Трое вьетнамцев совершили ошибку – сгрудились в кучу. Я, напрягая пресс, выгнулся лодочкой и, держа АКМ на весу, одной длинной очередью “снял“ их всех. Потом короткой очередью еще одного. Но потом патроны кончились. Я оглянулся: наших никого не видно, но слышно. А это главное. У меня оставался только один выход – вперед. Я бросился к убитой мною тройке. У них должен быть повышенный запас патронов, как у любых спецназовцев на задании в тылу врага. У них были уже виденные мною в Хайфоне Ар-15. Хорошо, что я в меру любопытен, и там рассмотрел их. Сейчас разбираться было бы некогда. Я только убедился, что карабин стоит на автоматической стрельбе, и сразу же был вынужден отстреливаться. Вскоре тела вьетнамцев, за которыми я был вынужден прятаться, а вернее их одежда, стали больше похожи на крупное сито, то есть по теории вероятности вероятность впивания очередной пули, но уже в мою голову, увеличивалась. Оставаться здесь было глупо. “В войне главное – маневры“, учил Суворов. И я, максимально вжимая в землю свое худенькое тело, пополз под защиту деревьев. Где-то на подсознании я услышал, что характерных для АКМ очередей совсем мало. Зато треск и пощелкивание американского оружия были беспрерывными. Нас давили количеством пуль на один квадратный метр.

– Лишь бы подольше продержаться.– Со злостью подумал я. У меня не было страха смерти. Этот вопрос уже был решенным. Дело только времени. Главное – забрать с собой побольше этих гадов. Тем более южновьетнамских зэков, убивающих моих друзей на северных землях. Две предыдущие командировки я жил неподалеку от базы наших боевых пловцов и регулярно ходил к ним на тренировки. Понятное дело – это мизер, но сейчас для меня был важен любой опыт и навык. Я начал считать, сколько зэков убью до того, как… Дальше продолжать мне не хотелось. Я маневрировал, перебегал, затаивался, стрелял, брал трофейное оружие и убивал, убивал. После счета шестнадцать, я неожиданно наткнулся сразу на двух вьетнамцев и одного зеленого берета. Моя реакция оказалась лучше, чем у американца, и я всадил ему пулю в основание горла. Один из вьетнамцев ткнул винтовкой со штыком в мое правое плечо. Но я-то правша, поэтому при стрельбе непроизвольно выставляю вперед левую ногу и чуть отвожу назад правое плечо. Благодаря этому мне осталось только чуть подать в сторону плечо, и штык с силой воткнулся в пальму позади меня. Воспользовавшись моментом, я ткнул его в живот углом приклада автомата, и сразу же основанием приклада – в лоб второго. Замах был маленький, поэтому второй не “вырубился“, а только отбежал назад на три-четыре шага, смешно размахивая руками. Но тут же сильный, хорошо хоть скользящий удар обрушился на мою челюсть. Вынужденно, почти повернувшись к нему спиной, я ответил ему ударом каблука в колено. В карате боковой удар ногой называется маваши гери. И вот таким ударом второй хотел отключить меня. Но еще в школе в секции классической, она же греко-римская, борьбы удивлялись, как я при моем высоком росте, умудрялся сделать нырок под руку низкорослого противника и заходил ему в тыл. Так и здесь я поднырнул уже под ногу и с правой кулаком вмазал ему в пах. Он взвыл, упал на колени, а потом, выворачиваясь зачем-то на спину, буквально под мои ноги. У меня не было времени поблагодарить судьбу за удачу, поэтому я просто рубанул его по горлу ребром ладони. Отражая новый удар, пришлось быстро вскочить. Удар отбил. Открылось его лицо. Удар. Но этот паршивец явно где-то тренировался. Умело уходя от удара, он умудрился как-то лихо вывернуться и ударил меня носком ботинка аж в спину. Ощущение было, будто мне в поясницу кувалдой вбили огромный толстый гвоздь на сто двадцать миллиметров. Было дико больно, но закричать я не мог. Только мои глаза чуть не выскочили из глазниц, и отпала нижняя челюсть в немом крике. Мои руки бессильно опали. В след за этим и я сам упал сначала на колени, а потом, словно тряпичная кукла, уткнулся мордой своего лица в утоптанную траву. Но этого ему показалось мало. Он пытался схватить меня за волосы и приподнять. Но я советский офицер, а не американский. У нас короткие волосы. Тогда он схватил меня за плечи и поддернул на колени, прижав плечами к дереву. Он что-то непонятное кричал, потом обхватил пальцами руки мой кадык.