Из стали и пламени

Голубые глаза потускнели, морщины на лице будто стали глубже. Скорбь накрыла Гррахару, как сошедшая лавина предгорную деревню. Меня же накрыл стыд. Не только за смерть матери Молчуна – за ту радость, с которой мы отмечаем убийство каждого дракона. За праздничные костры, танцы и показательные сражения на дайгенорах. За смех, что не смолкает в такие дни.

Кто же все-таки настоящие чудовища? Драконы? Или мы? Уже не уверена, что знаю ответ на этот вопрос.

Когда Гррахара отняла ладонь от моей груди и тяжело поднялась, я подскочила следом. Обвила ее руку своей и поймала полный недоверия взгляд.

– Нога ноет, – выдала первое, что пришло в голову.

Гррахара хмыкнула. Не сомневаюсь, в мою ложь она не поверила ни на секунду. Однако и вырываться не стала.

Мы зашагали рядом. Обе держались непринужденно, словно просто идем под руку, как давние подруги. Затем я почувствовала, как Гррахара медленно, явно борясь с собой, оперлась на меня. Я поймала очередной внимательный взгляд, но не повела и бровью.

Да, Гррахара, я не вижу твоей слабости. Знаю, ты наверняка потратила много сил на помощь нам с Молчуном и сейчас держишься на ногах из чистого упрямства. Но еще я знаю, каково это – когда не желаешь показывать уязвимость. Вокруг тебя врагов нет. И даже я тебе не враг. Но если гордость не позволяет тебе быть слабой среди своих, я поддержу.

Мы миновали пустую гостиную, вышли на улицу, шагали чинно и размеренно. Разговаривать не пытались. Лишь оказавшись в доме Рроака, я нарушила молчание:

– Вы хотите запереть меня в комнате? Или я могу остаться в гостиной?

Да, Гррахара, я не заставлю тебя подниматься по лестнице, если только ты сама не решишь иначе.

Морщинки в уголках глаз собрались рыбьими хвостами, когда она улыбнулась. Ее взгляд потеплел:

– Иногда ты ведешь себя как охотница: как та, кого мы привыкли опасаться и ненавидеть. А иногда я вижу в тебе дракона. Сильного, гордого, честного. Это сбивает с толку, Кинара. Неудивительно, что и Рроаку тяжело. Ведь кроме охотницы и дракона он видит в тебе женщину с пламенем в волосах.

В первую секунду все во мне встрепенулось, но почти тут же ощетинилось иглами.

– О да, – едко протянула я, – как же забыть об этих волосах. У людей ли, у драконов – их всегда замечают вперед меня самой. Ладно, Гррахара, спасибо, что проводили. А теперь я бы хотела побыть одна.

Отпустив ее руку, я в несколько быстрых шагов пересекла гостиную и тяжело рухнула в кресло. Причем в то, которое стоит спинкой к Гррахаре. Не хочу ловить на себе очередной внимательный взгляд.

Иногда кажется, она смотрит не на меня, а куда-то вглубь. Жуткое чувство: будто кто-то может читать мои мысли. Или и того страшнее – душу.

Сзади раздался шумный вздох. Гррахара помолчала, потом что-то тихо пробубнила и вышла. Раздался щелчок замка.

Я фыркнула. Скрестила руки на груди и уставилась на черные головешки в камине.

Отцы всегда ругали мой характер. Говорили, он слишком горячий, а истинное дитя Ордена должно иметь холодный рассудок и спокойное сердце. В мою пятнадцатую зиму, когда эмоции особенно бунтовали, отцы принялись воспитывать во мне смирение. Мне надлежало пройти три испытания: выдержать двенадцать плевков, принять удар двенадцати брошенных камней, не разозлиться на двенадцать бранных слов. И последнее оказалось самым сложным.

Братья и сестры, тренировавшие меня, знали мои слабые места и били прицельно. Я могла выдержать насмешки над моей неловкостью; могла сдержаться, когда зло отчитывали за любой из прошлых проступков. Но когда начинали винить меня за смерть деревни, говорить, что проклятые волосы притянули пламя, я не выдерживала. Хватала все, что попадалось под руку, а иногда и с голыми кулаками кидалась на обидчика.

Отцы подолгу отчитывали меня за несдержанность. Напоминали, что не всегда охотники успевают уничтожить дракона вовремя. Что порой те сжигают поселения – и ответ перед жителями несем мы. Что когда это случается, вместе с проклятиями в нас летят камни. Потерявшие близких ищут виновного, на которого можно выплеснуть боль. И задача охотника – принять эту боль со смирением. Мы не только защитники, убивающие чудовищ; мы еще и громоотводы, принимающие чужую злость на себя, чтобы она не попала ни в кого другого. В этом наше призвание.

Взгляд расплывался. Мысли кружили, словно снег за окном. И, вторя ему, они успокаивались. Сомнения отступали. Впервые за прошедшие дни я смогла взглянуть на мир без страха предать заветы Ордена.

Долг каждого охотника – уничтожать чудовищ. Но правда в том, что вокруг себя я не вижу чудовищ. Я могу встать на сторону Рроака, Гррахары или Молчуна и не чувствовать себя предательницей. Наоборот: если задуманное Рроаком удастся, мы спасем жизни не только драконов, но и охотников. Никому не придется погибать в сражениях.

К моменту, когда в замке провернулся ключ, я успела привести себя в порядок, переодеться и даже разжечь огонь в камине.