Избавленная от необходимости делать что-то, кроме своевременных отскоков, я следила за происходящим, сжимая рукоять меча и судорожно размышляя, что же можно предпринять такого полезного, чтобы помочь Альвину. Он уставал куда быстрее облаченного в легкий кожаный доспех островитянина и из-за меня за спиной не имел возможности агрессивно контратаковать, вынужденный огрызаться парированиями и периодическими угрозами в виде удара щитом. Пока я размышляла, Харакашу удалось-таки зацепиться за верхнюю кромку топором, я увидела, как Альвин вскидывает меч для блока удара противника, и, подчиняясь какому-то наитию, просто ткнула клинком из-под правой руки моего защитника в открывшийся на мгновение бок островитянина.
– Стоп! – Харакаш довольно прищурился, остановившись, Альвин недоуменно замер, быстро окидывая взглядом противника, и заметил мой меч, острие которого продырявило пончо мастера меча.
– Это было неплохо. – Скупая похвала медом полилась в наши уши, и мы с Альвином переглянулись, в кои-то веки довольные действиями друг друга. Я ощутила себя неимоверно полезной, а мой телохранитель, кажется, просто радовался тому, что мы победили. Очевидно, он на это уже не рассчитывал. – Счет, конечно, не в вашу пользу, но результат весьма интересный. Я бы повторил… – Харакаш сделал выразительную паузу, глядя на мужественно поджавшего губы оруженосца, – но возраст, знаете ли, не тот. Устал, кости болят…
Альвин попытался незаметно выдохнуть, и я, не сдержавшись, тихо хихикнула.
По возвращении в дом старосты я обнаружила стопку чистых рубах, аккуратно сложенных на моей постели. Поверх них лежал маленький льняной кулек, развернув который, я обнаружила тонко нарезанные высушенные яблоки и морковь. Вся едва зародившаяся обида на Дору мигом улетучилась – в конце концов, негоже мне уподобляться собаке на сене.
Что говорить, пара из необремененного титулом Альвина и селянки представляется куда проще, чем какие-то непонятные взаимоотношения между принцессой и ее телохранителем. Или защитницей веры и ее оруженосцем. Как ни назови – все одно и то же.
С удовольствием отметив, что Дора принесла еще ведро чистой (и даже теплой!) воды, заменив использованную мною для обтирания, и новую сухую тряпку, я оповестила своих соседей, что собираюсь проваляться в постели до самого ужина… или бани – в зависимости от того, что приготовят раньше. Альвин изъявил желание почистить мой доспех, и я, легко выдав ему все добро, дождалась, пока он покинет комнату, и, разоблачившись, старательно протерлась смоченной водой тряпкой, чтобы потом с огромным удовольствием влезть в чистую рубаху и с книгой в обнимку вытянуться на кровати, укрывшись шерстяным пледом.
Мне предстояло дочитать о том, как мой дед объединил семь королевств в одно целое, и я не собиралась откладывать это на потом, но мягкость кровати и общая расслабленность быстро отправили меня в легкую дремоту, из которой я провалилась в тяжелый, вязкий и пугающий сон.
Мне снилось лицо Бестелесного, имени которого я так и не узнала. Оно кривлялось и издевательски хохотало, белея в темноте, а потом вдруг трансформировалось в жуткую драконью морду.
«Принцесска…» – прошипела эта тварь, выдохнув клубы горячего, едкого дыма. Мне показалось, что воздуха не стало в один миг, и, замахав руками, я попыталась разогнать вонючее облако, окутавшее меня черным саваном.
«Ты – всего лишь сон! Пошла вон, гадина чешуйчатая!»
Драконья морда ощерилась в жутком оскале, что заменял ей улыбку, и пропела, почему-то голосом Марии: «И тьма придет за светом, с гор спустившись. Прольется кровь простая и кровь благородная. И погаснет пламя белое в руке ее…»
Янтарно-алые глаза дракона погасли, его поглотила тьма, и вместо него буквально в паре метров от меня возникла Мария. Девочка стояла спиной, закрывая лицо руками и сдавленно рыдая. Сквозь всхлипывания было слышно, что она просит прощения и зовет меня, умоляя не оставлять ее одну в темноте.
«Мария… Мария, я тут, слышишь?» – Я протянула руку к ребенку, осторожно касаясь тонкого плеча, но пальцы прошли сквозь нее, как через призрака, оставляя за собой искорки золотой пыли, мерцающие в воздухе.
Мария обернулась, глядя куда-то сквозь меня, и в один миг вдруг осыпалась золотой пылью к моим ногам, чтобы та тут же взвилась огромной змеей!
Я вскрикнула, отшатнувшись в ужасе, и ощутила, что падаю в бездну. Золотая змея следила рубиновыми глазами за тем, как я лечу в никуда, становясь в какой-то момент лишь точкой где-то далеко в вышине. Легкие сжались, пытаясь сделать хотя бы еще один глоток воздуха, но вместо него в них влилась ледяная вода…
Проснувшись, я даже не сразу осознала, что мне ничто не мешает нормально вдохнуть. Все вокруг расплывалось, и только когда свет вдруг начал меркнуть, я вдруг поняла, что мое тело будто забыло, что должно дышать, и судорожно вдохнула сама. Ощущение ледяной воды в легких оставалось настолько реальным, что меня затошнило, и, резко свесившись с кровати, я все же исторгла из себя ту немногую жидкость, что содержалась в желудке, ибо в легких, конечно, никакой воды не было.