В отполированном лезвии отражались линии, но я все так же не могла их прочесть – пусть они и походили на буквы храмового наречия, но какие-то куцые, надломленные. Раздраженно наклоняя полоску стали то так, то этак, я крутила молитвенник, потом недовольно фыркнула и с разочарованием вернула нож островитянину.
Глупо было думать, что расшифровка спрятана в простом отражении… Ну что ж, я хотя бы попыталась. Пусть вопросов без ответов ощутимо прибавилось, но эти вопросы есть, а это уже половина дела!
Мастер меча смотрел на меня вопросительно, и я какое-то время думала, с чего начать разговор. С того, что я нашла в молитвеннике? Со слов благодарности? С того, к каким выводам я пришла?
– А кто меня раздевал? – Внезапный вопрос, возникший в голове, слетел с языка раньше, чем я успела тот обдумать. Стоило мне только озвучить его, как Харакаш буквально согнулся в приступе хохота, вытирая тыльной стороной ладони выступившие слезы. – Что? Да что в этом смешного?! Эй! – Я недовольно завернулась в одеяло, а потом высунула из-под него голую ногу и попыталась легонько пнуть бесстыже ржущего наставника в колено.
– Раздевать рыцаря – обязанность оруженосца. У тебя что, есть иные варианты? – Островитянин ловко соскочил с сундука, не позволив мне даже коснуться его, и ехидно прищурился, смотря на мое вытягивающееся лицо.
Да нет. Ну не может быть. Не-э-эт, не верю! Чтоб Альвин полез меня раздевать? Да скорее верховный жрец начнет практиковать аскезу и уйдет в паломничество по Вольным степям…
– Я позвал Дору. Надеюсь, ваше высочество ничего не имеет против? – Поймав брошенную в него подушку, Харакаш метко вернул ее обратно, влепив мне прямо в лицо, и выскочил из шатра, ехидно хихикая и сообщая напоследок, что у меня ровно четыреста ударов сердца до того, как он пришлет Альвина облачать меня в доспехи.
И уж если я что-нибудь уяснила в этом мире, так это то, что если рыжебровый что-то сказал, то он это точно сделает.
Бурча под нос беззлобные ругательства в адрес одного недоделанного лысого юмориста, я снова выбралась из кровати и принялась шустро одеваться – приоткрытый полог изрядно выстудил шатер.
То и дело мой взгляд возвращался к раскрытому молитвеннику. Неразгаданная тайна бередила воображение и больно колола самолюбие, но я понимала, что для решения мне не хватает какого-то ключа.
Споро убрав с кровати письменные принадлежности в седельную сумку, я принялась надевать броню на ноги как раз в тот момент, когда у приподнятого полога нарисовался мой оруженосец.
Перекинувшись дежурными пожеланиями доброго утра, мы в четыре руки принялись упаковывать меня в доспех. Надо сказать, что теперь у нас это дело занимало от силы пару минут – я уже не лезла руками куда попало, мешая Альвину, а занималась строго теми вещами, которые мне было делать удобно, например, затягивала ремни на боку кирасы, пока мой телохранитель крепил горжет. Или подтягивала крепления на перчатках, в то время как он вдевал мою ногу в сабатон и скреплял его с защитой лодыжки.
– А ты здорово поешь. – Я все же не выдержала первой. Альвин, не поднимая головы от стального ботинка, коротко поблагодарил. Я надела шлем и, помедлив, поинтересовалась: – Тебя этому учили?
– Да, отец… – Он заметно смутился, запнулся, но продолжил: – Отец всегда шутил, что если меня не примут в ряды братьев-рыцарей, то возьмут в храмовый хор. Что так, что этак – все при деле. – В голосе Альвина звучала нескрываемая грусть. Он, закончив возиться с доспехом, встал и, отойдя, откинул полог шатра. – Нужно собирать шатер, ваше высочество. Сегодня к вечеру мы должны достигнуть Алой крепости. Харакаш просил вас подойти в офицерский шатер, как вы будете готовы.
Что случилось на этот раз? Без повода там не собираются…
Предчувствуя нехорошее, я уж было направилась в обозначенное место, но меня остановил оклик, и я обернулась. За моей спиной Альвин бережно сжимал в руках ножны с ненавистным мне клинком.
– Ваше высочество, ваш меч… – Он протягивал его мне, и я, сдерживая внутреннюю дрожь, аккуратно, как спящую ядовитую змею, взяла ножны в руки, стараясь не касаться рукояти.
– Спасибо, Альвин. – Закрепив перевязь на поясе, я уже куда медленнее двинулась в сторону офицерского шатра, чувствуя спиной недоумевающий взгляд оруженосца.
И ведь ничего ему не объяснить… А надо ли? Куда важнее решить, что мне делать с этим оружием, с какой стороны к нему подступиться. А если мне просто почудилось?
Чем ближе был конечный пункт, тем медленнее я шла, раздумывая над сложившейся ситуацией: «Могла ли я обмануться? Ощутить мысли Светозарной и приписать их оружию? Могло ли мое сознание выдать желаемое за действительное, попытаться переложить ответственность на божество, на одушевленное оружие, лишь бы не нести этот груз самой?»
Я медленно опустила ладонь на рукоять клинка и едва ощутимо сжала ее. Сквозь плотные слои ткани я ничего не ощущала. Секунда, другая – время тянулось медленно, и в тот момент, когда я облегченно выдохнула, решив, что накрутила сама себя, клинок явственно ткнулся мне в ладонь рукоятью, сопровождая это немым «вопросом».