Из теории и практики классовой борьбы

Тайну поворота назад вскрыть нетрудно. В рамках существовавших до сих пор и существующих обществ победа одной группы над другой сводилась и сводится к сменам разных типов эксплуатации. На другой день после революции, побеждающая группа оказывается в положении диктаторски-властного организаторского центра. Все остальные слои общества, с указанного момента, противостоят ей, как организуемые. Ход дальнейшего экономического развития шаг за шагом усугубляет значение новой социальной антитезы. Если до своей победы новые господа исторической сцены опирались на общественные «низы», если в целях наиболее успешного осуществления своих планов, они старались, насколько возможно, затушевывать разницу их собственных интересов и интересов их союзников, старались совершенно приравнять себя, в теории, к «организуемой массе» – прямолинейность материалистических систем, выдвигаемых ими в боевые моменты, объясняется именно последним обстоятельством, – то теперь маска сброшена, бывшие союзники переведены в разряд «презренных рабов», отдалены от новых господ «пафосом» неизмеримого постоянно увеличивающегося расстояния.

Появляются новая «сверхчувственная субстанция» и новая «материя». Конечно, эти новые понятия не вполне тожественны прежним: они сложились в атмосфере иных условий производственной деятельности. Напр., в царстве капиталистической индустрии, определяющей расцвет естественно-исторического познания, нет места наивным верованиям первобытного анимизма, нет места необузданному полету фантазии, свойственной средневековому спиритуализму. Представления об организующей воле рационализировались. Мы имеем дело с виталистическими воззрениями, со всевозможными учениями об априорном познании, с понятием о силе – источнике движения «мертвой» материи.

X

Прежде чем расстаться с читателем, мы остановимся еще на анализе одного вопроса, тесно связанного с основной темой нашей статьи. Это вопрос об интеллигенции.

«То gnothi sauton», «самопознание» является для представителей интеллектуального производства весьма трудной задачей. В их рядах относительно социального удельного веса «нового среднего сословия» царит такое пестрое разнообразие оценок, какого далеко не намечается при определении удельного веса других общественных ячеек. Что такое интеллигенция? Следует ли считать ее особым, самодовлеющим социальным телом – «классом»? – На этот кардинальный вопрос предлагаются всевозможные, исключающие друг друга ответы.

Наиболее примитивный ответ гласит: да, существование означенного класса не подлежит ни малейшему сомнению; а представителями его являются все, кто прошел ту или иную школьную выучку, кто обладает известным образовательным цензом. Подобная точка зрения грешит тем, что не допускает принципиального разграничения различных социальных типов. Какой-нибудь фабрикант, получивший диплом, какой-нибудь крупный хозяин-землевладелец, окончивший высшее учебное заведение ставятся, при подобной точке зрения, на одну доску с механиком или агрономом, служащими у них, с учителем, дающим в их доме уроки. Все они умещаются, как совершенно однородные элементы, одушевленные одними и теми же тенденциями и интересами, в рамках фиктивно созданной группы.

Другая, противоположная точка зрения, ныне весьма распространенная, опирается, аналогичным образом, на признак не-»классового» порядка. Выдвигается «расплывчатое понятие о самодовлеющей «интеллигентности». Интеллигент – тот, кто одарен в известной степени «сознательностью». Выхваченные из рядов всевозможных классов, подобные лица составляют цельную, однородную социальную единицу. «Интеллигенция – это общественно думающая и общественно чувствующая часть общества, та вооруженная знаниями, руководимая общественными импульсами часть общества, которая в своих мыслях и чувствах, в своем миропонимании и своем общественном поведении отправляется не от узких, личных, групповых профессиональных или классовых интересов, а от интересов страны вообще, народа вообще. Кардинальный признак в понятии интеллигентности лежит в ее общественном характере, не в одной сумме знания, а в сумме сознания, не в каких-либо формальных, классовых сюртучных и других внешних признаках, а в ее духовной сущности… Тот врач, для которого медицина ремесло, который является слесарем от медицины, не понимает привходящего в него элемента общественной миссии, не интеллигенция. И тот адвокат, для которого чужды интересы, выходящие за рамки его адвокатского дела и для которого истина есть результат судоговорения – не интеллигенция…»[47].