Из тьмы

– Она подходит к вашему описанию ран… – говорил он, идя следом. Но это не помогло. Криминалист надулся основательно. Ему нанесли самую глубокую из обид: его открытие было не нужно. Такое нелегко пережить.

В темном зале они кое-как уселись на свои места, но Лебедев нарочно отстранился, навалившись плечом на соседа справа. Публика встретила начало последнего акта громовыми аплодисментами…

• 18 •

Больным полагались отдельные палаты. Но мест в отделении беспокойных пациентов не хватало, поэтому в одиночку помещали по двое, а то и по трое человек. Коля Апс не жаловался на неудобства. Когда к нему подселили соседа, он только обрадовался. Коля не мог обходиться без общения и страдал от одиночества. Новенький оказался грузным, немного рыхлым человеком со сложным характером. Попросив называть его Зюком, он сообщил на чистом русском языке, что предпочитает не употреблять язык «проклятых москалей». Коля предложил немецкий или французский, но Зюк так путал слова, что вынужден был вернуться к ненавистному русскому. Он казался угрюмой, таинственной личностью с огромной бородой и усами, будто нарочно отпущенными. На вопросы, чем он занимается, отвечал уклончиво, а когда узнал, что Апс – русский офицер, да к тому же воевал против Англии, прекратил всяческое общение. И потом целыми днями лежал на койке, отвернувшись лицом к стене. Словно его и не было вовсе.

Нового подселенца Коля встретил с надеждой и даже помог пристроить матерчатую раскладушку. Железной кровати места не нашлось. Надзиратель вместе с доктором Мазуркевичем притащили его глубокой ночью и уложили спать. Молодой человек был бледен, а под воздействием лекарств тих. Утром он проснулся и не сразу понял, где находится. Коля подробно рассказал ему, что это за отделение. Бояться совершенно нечего. Янек, так звали молодого человека, говорил с сильным польским акцентом. Зюк глянул на него исподлобья, но почти сразу потерял интерес. Коля осторожно, чтобы не обидеть, стал расспрашивать, кто он такой. Янек забился в угол палаты, словно почувствовав опасность, и отвечал односложно.

Николай не знал, чем помочь. Подали скудный завтрак, к которому Янек не притронулся. Его порцию Зюк запросто съел и отвалился к стене. В палате стояла тишина. Коля опять оказался в одиночестве. Чтобы хоть как-то убить тягучее время, он предложил Янеку посмотреть альбом, который у него имелся. Янек не сразу согласился, но выразил интерес. Наконец он подсел на кровать Апса и попросил альбом. Коля вынул большущую папку, в которой хранил литографии любимых картин.

Оказалось, что Янек неплохо разбирается в живописи. Многие картины ему были знакомы. Многих художников он знал, а те рисунки, что видел впервые, рассматривал внимательно, с видом знатока. Незаметно разговор между ними оживился. Апс любил живопись с настоящей страстью. И если б мог, собрал бы свою галерею не хуже Третьякова или Саввы Морозова. Но средств офицера хватало только на репродукции. Янек рассказал ему, что отец чуть не проклял его из-за картин. Но все равно он ни за что от них не откажется.

Толстая пачка репродукций подходила к концу. Все картины мира Коля собрать не мог, он держал только самые любимые. А ту, что мог рассматривать часами, строя о ней догадки, он держал в самом низу.

– Теперь, Янек, хочу показать вам картину моего сердца, картину-загадку, с которой я провел долгие часы в размышлениях, но так и не понял, в чем же ее секрет, – сказал Апс и перевернул предпоследний лист. Ему не хотелось пропустить первое впечатление, которое произведет на Янека его любимое полотно…

• 19 •

Катастрофа, которую ждали с восторгом и некоторым упоением, случилась.

Доктор Стокман, брошенный и преданный семьей и друзьями, остается единственным несгибаемым борцом за правду. Городские власти объявили его врагом народа и предложили убраться вон. В его доме побиты стекла, но он остается верен своим идеалам.

Окончание спектакля зал встретил стоя, устроив овацию на десять минут. Крики «браво» смешивались с возгласами политическими, что накаляло обстановку. Актеры, выйдя к рампе, кланялись испуганно, поглядывая за кулисы, где, им казалось, уже подстерегает наряд жандармов, чтобы арестовать и проводить в крепость невинных бунтовщиков. Впрочем, жандармы существовали только в разгоряченном воображении. Бледного Станиславского в гриме и костюме доктора Стокмана встретили истошным воплем, как вождя победившей армии.

Публика становилась неконтролируемой. Видя, что поклоны надо заканчивать, пока студенты не полезли громить декорации, Станиславский распорядился не открывать занавес, что немного остудило эмоции.

Толпа выплеснулась на улицу. Никто не стал расходиться, начался митинг. Уличные фонари скупо светили в темноте, лил мелкий дождь вперемешку с сырым снегом, дул пронизывающий ветер. Погода никого не остудила. Студенты, как и многие профессора, собрались в толпу, выкрикивая самые острые реплики спектакля. Разгоряченная масса скандировала: «Умными!.. Людьми!.. Не должны!.. Управлять!.. Подлецы!» Реплика доктора Стокмана оказалась политическим вызовом.