Из тьмы

Сыскная полиция на таких людей чаще всего смотрела сквозь пальцы. Они были неизбежным злом большого города. Представить Нарвскую часть без них было невозможно. Тут юная смена проходила воровские университеты. Они учились, как вырвать сумку, как порезать карман, как обобрать пьяного и прочим искусствам. Ловили их в основном городовые, да и то если грабеж случался у них на виду. В остальном парнишки из рабочих семей, научившись кое-как писать и читать в школах, шли на улицу добывать хлеб насущный. В Департаменте полиции знали, что скоро из них вылупятся настоящие преступники, но поделать ничего не могли. Награбленное почти всегда сбывалось одинаково: закладывалось в ломбард за копейки, чтобы тут же искать новую поживу.

Изучив ободранную вывеску, Ендрихин поморщился:

– Полагаете, что убийца так глуп, что сдаст необработанные алмазы в какой-то грязный ломбард?

– Это не ломбард, – ответил Ванзаров.

– А что же – аукционный дом?

– Пещера сокровищ, перед которой тускнеют закрома индийского раджи.

Ротмистр не счел нужным поддерживать этот бесполезный разговор. Ванзаров склонялся к тому же. Он всего лишь попросил постоять напротив подвального окна и посмотреть по сторонам.

– В дозор отряжаете? – сухо спросил Ендрихин.

– Нечто вроде того… Никого не впускайте… Это очень важно… – И, не вдаваясь в лишние пояснения, Ванзаров спустился к подвальной двери.

В такой час Автандил замок не запирал. Случайные сюда не заглядывали, а своих, сдававших краденое, стеснять нечего. И все-таки Ванзаров вежливо постучал. Дверь ответила глухим эхом, но ростовщик открывать не спешил. Выждав, сколько хватило терпения – а его осталось на донышке, – Ванзаров забарабанил кулаком по железной обшивке. Даже если бы Автандил заснул, такой шум поднял бы его на ноги. Он уже должен был сыпать проклятиями, но из глубин подвала не доносилось ни звука. Это было чрезвычайно странно, совсем не в привычке Автандила.

Ванзаров осмотрел замок. Дверь держалась на хлипком язычке только для виду. С той стороны Автандил накидывал стальную пластину, которую не проломил бы и таран. Если запор на месте, дверь не шевельнется… Ванзаров пристроился и дернул не со всей силы, но так, чтобы хватило. Створка скрипнула и поддалась. Вырвался густой застоявшийся запах. Сносить его было трудно, но еще труднее было не дышать. Он заглянул через порог, чтобы позвать хозяина. Но этого не потребовалось.

Автандил лежал, привалившись к косяку. Тело расползлось бесформенной кучей. Полосатый халат распахнулся, раскрывая чистую сорочку и новые отглаженные брюки. Ростовщик таращил стеклянные глаза, разинув рот. Не нужен криминалист, чтобы определить: он мертв давно, не менее суток. Причина очевидна: из горла торчала обтесанная рукоятка финского ножа. Удар был нанесен точно в область сонной артерии, так, чтобы второго не потребовалось.

Внимание привлекла вещица, валявшаяся у лакированного ботинка ростовщика. Если бы не уличный свет, она так бы и затерялась в ворохе хлама, устилавшего пол. Ванзаров поднял ее, покрутил и сжал в кулаке. Вещица была твердой.

Сверху раздался строгий голос Ендрихина, не разрешавший кому-то пройти. Ему выразили возмущение, как это принято на Обводном: простым и доступным русским языком с переливами. Что будет делать ротмистр, Ванзарова не волновало. У него оставалось слишком мало времени. А надо было сделать то, ради чего он притащился сюда.

Стараясь ступать туда, где отпечатки не остаются, Ванзаров углубился в ломбард и посмотрел на подвальное окно. Силуэт Ендрихина виднелся как раз в том месте, где нужно. Для верности Ванзаров выставил палец и замерил размер угла. Пока ротмистр шумно спускался по ступеням, он успел оказаться у дверного проема.

– Что вы тут потеряли… – сказал Ендрихин и замолчал, уставившись на тело. Военный человек привык к смерти. Видом трупа, от которого падали в обморок молодые полицейские, его не напугаешь. Вот только Ендрихин слишком долго рассматривал Автандила.

– Знакомы? – спросил Ванзаров.

– Кто это? – вопросом ответил Ендрихин.

– У этого человека много имен, и настоящего никто уже не узнает… Чаще всего он просил называть себя Автандилом.

– Кто он?

– Легенда Обводного канала. Скупал краденое, продавал втридорога, грабил вдов и отнимал последнюю копейку. Гений ростовщичества…

– Это он… – просто сказал Ендрихин.

– Вы в этом вполне уверены?

– Одет был прилично, причесан. Но такое лицо трудно не запомнить.

– Значит, к череде имен Автандила можно добавить: варшавский ювелир Гальперин, – сказал Ванзаров, что-то разыскивая в кармане пальто. – И как сыграл свою последнюю роль… Настоящий гений, куда актерам до него.

Свисток наконец попался. Ванзаров дал двойной сигнал тревоги, призывая ближайшего городового. Резкий металлический звук Ендрихин вовсе не заметил. Он все еще смотрел на Автандила.

– Что это значит? – спросил он, повернувшись и глядя прямо в глаза.

Ванзаров оборвал свист, чуть не оглохнув, но взгляд выдержал.

– Это значит, что князь не так хорошо разбирался в людях, – ответил он.

– Он… этот… убийца?!

– Вы так полагаете?