Из тьмы

– Выдай убийцу, и, так и быть, прощу остальных! Иначе театр твой мерзкий закрою и заколочу досками!

Сильфидов хотел было ответить, как полагается настоящему служителю искусства, но воздуха не хватило, и он только и сумел выдать булькающие звуки.

– Ага, подлая душонка, признаешь, что укрываешь убийцу?! – торжествовал пристав. – Кто он? Этот? – Его палец уперся в невысокого актера, исполнявшего женские роли. – Или этот? Или вон тот? Да какая разница… Улики налицо. Где шпага? Выдавайте шпагу…

Помощник расторопно сбегал за кулисы и вернулся с бутафорской шпагой, оклеенной фольгой. Пристав только взглянул и потребовал настоящую.

– Других не имеется… – чуть живым голосом пробормотал Сильфидов. – Пощадите, скоро спектакль…

– Пощады запросили?! Не будет вам пощады! Спектакль отменяется. Всех забираем в участок, там будем разбираться, кто виноват, а кого помиловать…

Это была катастрофа полная и окончательная. Сильфидов понял, что он гибнет, гибнет безвозвратно. Недоразумение разрешится, но итальянцы возмутятся и разорвут контракт. И что ему тогда делать? Что показывать в театре? Чем развлекать публику? Только чудо могло спасти его.

– Это что здесь происходит?

Голос, прозвучавший в тишине, охватившей зал и сцену, показался Сильфидову самым прекрасным на свете. Это был голос чуда.

• 39 •

Пролетка подъехала к углу Троицкого со Старо-Петергофским проспектом и встала напротив вывески «Трактир». Ванзаров отдал извозчику мелочь и стоял уже на тротуаре, нетерпеливо шлепая перчатки о ладонь. Ендрихин сходить не спешил.

– Зачем мы сюда приехали? – спросил он требовательно, с явной неприязнью.

– Трактир с крепкими напитками, держит его некий Шалон, место довольно интересное, – сказал Ванзаров. – Надеюсь кое-что выяснить про вашего алмазного короля.

– Прямо здесь?

– Это место навевает вам дурные воспоминания, ротмистр? Разбили посуду и сбежали?

Ендрихин одним ловким движением соскочил с пролетки. Даже шляпа его не шелохнулась. Лицо его было как обычно ровным и чистым, как полированная сталь. Даже если он жалел, что сболтнул лишнего, то своими чувствами владел безупречно.

– Недосуг мне нынче обедать, я неправильно вас понял, – сказал он, чего делать не стоило. Иногда лучшее оправдание – это молчание.

А время как раз было самое обеденное. Половые носились по залам. Пробегая, один из них кивнул Ендрихину как своему и хотел уже спросить: «Вам обычный столик?», но ротмистр резко отвернулся от него. Ванзаров предложил ему выпить чаю, а сам осмотрелся. К счастью, человек, который был ему сейчас нужен, привычек своих не менял и, как всегда, обедал в скромном одиночестве.

Господин в самом цвете мужских сил старался быть исключительно незаметным. Лицо его, чисто выбритое, было мило и приятно ровно настолько, чтобы не показаться слащавым. Он носил негустые короткие усы, напоминавшие щетку. Причесан был аккуратно, без парикмахерских ухищрений. Костюм носил темный, недорогой, но качественной материи. Из украшений – на левом безымянном пальце увесистый перстенек с камушком. Золотая цепочка от часов еле-еле высовывалась из кармашка. Он казался мирным обывателем, почтенным отцом семейства, имевшим сынишек-гимназистов, добрую жену, дом с достатком, но без роскоши, и состояние некрупное, которого бы хватило, чтобы спокойно смотреть в завтрашний день. Достигнув лучшего возраста, он был вполне доволен своей жизнью, в которой мало что происходит. Только на полицейских фотографиях он выходил настолько непохожим на себя, что неопытные филеры часто упускали его.

На скромного мужчину была давно заведена полицейская карточка, в которую внесли его рост, цвет глаз и прочее. А также пустяковые судимости, которые он имел. В ней же отмечалось, что Семен Марченко, по кличке Графин, был чрезвычайно опасным преступником, над которым мог вводиться негласный надзор без разрешения прокурора по одному усмотрению следователя. О чем была сделана особая красная отметка. Такую славу Сеня Графин заслужил не зря. Был он в некотором роде личностью исключительной.

Начиная обычным шулером и мошенником, он быстро сообразил, что лично рисковать и попадаться – дело неблагодарное. Куда как умнее наводить своих коллег на выбранный объект, чтобы они делали всю грязную работу. Семен всегда оставался в стороне, но непременно получал свой процент. Идея оказалась плодотворной. Имея редкий талант общения, Сеня Графин быстро сумел поставить себя так, что его стали слушать. Он не лез в воровские старшины, которые держали столицу, не заводил свою шайку, а всегда держался особняком. Но так, чтобы к нему всегда могли обратиться. И к нему обращались. Имея вид презентабельный, а характер мягкий, дружелюбный, открытый, в общем, одни достоинства, он ловко входил в доверие к приезжим, чтобы узнать, сколько наличности прихвачено, и оценить слабости потенциальной жертвы. Дальше отходил в сторону, за дело брались другие, а Сеня получал неплохой прибыток.