– И заливает страну народной кровью – вот что она делает! – сказала Ирэна и поняла, что прекрасное, романтичное настроение, которое так гармонировало с садом, потеряно. Опять противная полиция виновата…
– Да вы революционерка! – нарочито изумился Гурович. – Я вас боюсь.
– Я честный человек. А честный человек в России не может иначе думать о полиции и власти…
Гурович оценил смелую речь благодарным поклоном.
– Вы удивительная барышня. С такой, как вы, не страшно идти куда глаза глядят…
Слова эти были чрезвычайно приятны, хотя и слишком откровенны для первого свидания. Все же она решила простить его. И хотела уже перевести разговор на более мирный лад, но вышло по-другому.
– А вы случайно не знаете полицейского Ванзарова? – спросила она, словно за язык кто дернул. Ни к чему это было.
Приятный мужчина ответил ей улыбкой, с какой разговаривают с маленькими детьми.
– Немного знаю, – сказал он.
Наперекор своим желаниям, будто обидевшись на невинную улыбку, в которой не было ничего оскорбительного, Ирэна рассердилась. Или крови гордых польских предков взыграли.
– И что вы о нем знаете?
– Чиновник средней руки, служит в сыскной полиции, кажется…
– И каков он сыщик? Много ли поймал честных людей?
– Ирэна! – Гурович развел руками, словно сдаваясь на милость победительницы. – Зачем вам это? Ну при чем тут Ванзаров? Смотрите, какая погода, какой день… Летний сад зимой прелестен…
– Нет, я хочу знать! – упрямо заявила она.
Гурович вынужден был смириться. Он покорно спросил, что именно повелительница желает знать. Ирэну толкала какая-то сила, не подвластная ей, не иначе. Только этим можно объяснить то, что она потребовала дать точный портрет: что за человек этот Ванзаров. Со всеми его достоинствами.
– Вы желаете знать? – спросил Гурович, чуть нахмурившись, что не ускользнуло от ее внимания. – Я сам не знаю, мне приятели рассказывали. Так что прошу на слова не обижаться. Это слухи, не более…
– Говорите все!
– Как прикажете… Говорят, что Ванзаров – это редкий тип эгоиста, который думает только о своей выгоде. Он совершенно бессердечен, способен на любую подлость, только бы добиться своего, люди для него – мусор, через который он перешагнет, как только ему станет выгодно, без угрызений совести выдаст чужую работу за свой успех и получит за это награды. У него нет друзей, все от него отвернулись, и он только старается выслужиться перед начальством. Но как мне намекнули, вскоре его восхождение по чужим головам должно закончиться.
– Отчего же так?
– Он решил поиграть в игры, которые непозволительны для чиновников. А чиновника полиции – тем более.
– Что это за игры? В карты проигрался?
– Нет, дорогая Ирэна, такая игра, где ставки идут не на деньги, а на жизнь… Увольте от подробностей, я сам толком не знаю.
– Так у него вы станете узнавать о моем спасителе? – спросила она задумчиво, пытаясь справиться с огромным, невозможным грузом, что упал на нее. Хуже всего, что Ирэна никак не могла поверить в сказанное. Но и сомневаться не было резона.
– О нет! – твердо сказал Гурович. – Об этом не может быть и речи. Ванзаров – последний человек, к которому я обращусь за помощью.
– Вот и прекрасно! – Ирэна решительно взяла его под руку, словно заглаживая досадное недоразумение. – Давайте гулять, расскажите что-нибудь интересное.
Они пошли по Летнему саду. Гурович блистал остроумием. Ирэна улыбалась ему, хотя это давалось ей с некоторым трудом. Быть может, холод стягивал нежную кожу…
• 54 •
Смертность в больнице была довольно высока даже по российским меркам. В отчетах, что отправлялись в городскую управу, цифра называлась честно, но в пояснениях указывалось, что причина смерти отнюдь не врачебная. Больница Св. Николая Чудотворца была переполнена. Большинство пациентов, которых свозили со всего города, были безнадежные. Они-то и портили статистику. Чечотт как главный врач делал все возможное, чтобы помочь и облегчить их страдания. Но возможности были крайне ограничены.
Лечили мушками, пиявками, бромистыми препаратами и мазями с рвотным камнем. Чечотт даже открыл водолечебницу, полагая, что водные процедуры будут благотворно сказываться на больных. Вот только купальня стояла на реке Пряжке, и в нее с другого конца больницы сливались отходы канализации. Врачи еще готовили доморощенные лекарственные средства, но в ход уже вошли патентованные заграничные таблетки. Больным все это помогало крайне слабо. Кому было суждено, тот оканчивал дни свои, несмотря на пиявок и таблетки.