Из тьмы

Доктору показалось, что его ударили гирькой в висок. Он быстро понял, куда клонит этот умный юноша: главный врач больницы скрыл следы преступления и может быть назван соучастником. Скрыл не по злому умыслу, а по халатности. Тут уже разговор будет другой, чем с городской управой, тут не за место, а за голову надо держаться. Как бы не познакомиться с сибирской каторгой. Это приятный пан может устроить…

– Пан Ванзаров… – Чечотт излучал добродушие. – Даю вам слово чести, что это несчастный случай.

– Как вы это можете определить?

– Да что там определять? Дворник вышел утром, видит – лежит тело. Поднял надзирателя и дежурного врача. Доктор Мазуркевич осмотрел тело: оно уже заледенело. Голова разбита. Высота небольшая, но несчастный упал на висок, смерть мгновенная. Это бывает в больницах…

– Кто и когда закрыл окно палаты?

– Кто закрыл окно? – Вопрос поразил Чечотта откровенной глупостью. – Да откуда мне знать? Кто угодно мог это сделать. Больной проснулся от холода и закрыл…

– А надзиратель спал и ничего не слышал… – как обвинение закончил Ванзаров.

Ну как ему объяснить, что надзиратель тоже человек и не может, не сомкнув глаз, сидеть за своим столиком. Да, спал, и что такого? Вдаваться в подробности доктор не стал.

– Янек каждую ночь стоял у окна. Однажды захотел в него выйти… – ответил он.

– А где была медсестра Некрасова? Почему она не проследила?

– Пан Ванзаров, у нас тут больница и свои порядки. – Чечотт набрался решимости. – Пани Некрасова мне вчера случайно попалась в дверях, и я дал ее вам, чтобы не искать провожатого. Каюсь, у самого сил уж не было. Это не ее отделение, она в женском служит. А вчера и вовсе сразу домой ушла, и так задержалась.

– Я не стану доставлять вам неприятности, Оттон Антонович, – сказал Ванзаров, глядя в пол. – Требовать, чтобы участковый пристав открыл дело, и прочее… Янеку это не поможет. А мне только напрасно тратить время. Но я хочу осмотреть его палату. Немедленно. В вашем присутствии. Обещаю не беспокоить вопросами других больных…

Доктору оставалось только сделаться радушным хозяином. Он провел Ванзарова в отделение. Пожилая медицинская сестра, низенькая и словно измученная годами работы, сматывала матрас. Ванзаров попросил ее ничего не трогать. Старушка глянула на Чечотта, который дал ей знак слушаться непременно, и тихо отошла в сторону.

Наблюдать за Ванзаровым было исключительно интересно. С медицинской точки зрения. Чечотт даже подумал написать статью о поведении нормальных людей в критической ситуации. Ведут они себя ничуть не лучше больных с острой формой психоневроза Mania. Совершают резкие, бессмысленные движения, встают коленями на пол, заглядывают под кровать, бросаются к окну и тут же замирают, словно кошка в охоте за мышью, лезут на подоконник, чтобы рассмотреть оконную задвижку, и прочее. Все эти движения у больных привели бы к порции успокоительного. А у так называемого здорового – это всего лишь форма поведения. Значит, нормальность определяется не болезнью, не самим больным, а тем, как на это смотрит сторонний наблюдатель и делает вывод. Психическая болезнь – это всего лишь угол зрения. И с кого же в таком случае надо начинать лечение? Мысль эта показалась Чечотту слишком ненаучной, если не сказать – опасной. Вот до чего доводит общение с полицией.

Намотав круга три по палате и, кажется, ничего не обнаружив, Ванзаров указал на стену над спинкой кровати:

– Здесь была черная прямоугольная материя. Что под ней было?

– Янек скрывал свою любимую картину, – ответил Чечотт. – Давно еще, когда сюда попал, укрепил на стене репродукцию, а после, когда шел к выздоровлению, завесил и не открывал.

– Кто ее снял?

– Я приказал, – сказал доктор. – Зачем чужой вещи находиться в палате?

– Позвольте узнать: куда она делась?

– Сдал в музей, – ответил Чечотт, поглядывая, что за этим последует.

Ванзаров казался невозмутим.

• 55 •

В длинном холле с высокими и гулкими потолками окна были завешаны волнистыми шторами. Небольшая группа мужчин, не больше дюжины, в костюмах, будто пошитых у одного портного, держалась вместе. Они тихо, вполголоса, переговаривались. За мерным шумом разобрать, о чем шла речь, было невозможно. Они были все как один на подбор: никого старше тридцати, отличной физической формы, с особым выражением на лицах, которое бывает, когда человек уверен в своем превосходстве над простыми смертными. Служба в летучем отряде Департамента полиции быстро в этом убеждала.

Отряд был образован, можно сказать, случайно. Не так давно московской полиции потребовалось быстро и умело поймать матерого убийцу, который прятался в мелком уездном городке. Рассчитывать на силы уездной полиции было трудно. Своих боевых чиновников что-то не нашлось. И тогда явилась блестящая идея: отобрать из офицеров московского охранного отделения – а там служили только жандармы – лучших и направить их на задержание. К несказанной радости начальства, отряд под руководством Меншикова выполнил задачу блестяще: злодей был выслежен, скручен и доставлен в столицу. Терять такой опыт было преступно.