Из тьмы

Гурович уже хотел милостиво позволить, но тут случилось нечто совсем из ряда вон выходящее. Ванзаров обмяк, повалился вперед, так что его не успели или не захотели поймать охранники. Тело его билось в конвульсиях. Голову мотало из стороны в сторону, он изгибался, будто хотел разорвать браслеты, изо рта пошла кровавая пена, глаза полезли из орбит. Никто не шелохнулся. Лебедев бросился к нему и стал держать тело, прижимая коленом. Ванзаров бился, пока на помощь не подоспели оба поручика и совсем не придавили его к полу. Только тогда судорога сдалась. Пока он не вытянулся и не затих совсем.

• 63 •

За долгую службу в сыске Иван Андреевич Ивлев повидал всякого. Но такого – никогда. Рано утром в управление заявилась парочка суровых господ, которые стали перерывать рабочий стол Ванзарова и собирать все его записи. Ивлев заявил решительный протест, но ему быстро объяснили, что протесты он может оставить при себе. Когда действует летучий отряд, лучше не вставать у него на пути. Федя Чушуев (псевдоним А. Гранд) пострадал еще хлеще. Он раньше времени притащился в сыск, чтобы взять интервью и дать в номер сенсацию об арестах в сыскной полиции, но ему продемонстрировали, что сенсации не будет. Федя вылетел из управления лицом в снег, лицом, уже изрядно помятым. Карандаш его был образцово изломан на мелкие кусочки, а записная книжка подрана в клочья. Так репортер убедился, что с полицейской властью шутки плохи.

Господа в штатском исчезли молча, как и появились. Все чиновники, что находились в приемном отделении, предпочли эту тему не обсуждать, будто ее не было вовсе, и только поскорее отправились по делам. Ивлев порывался было сообщить о случившемся начальнику сыска, господину Чулицкому, но подумал-подумал и решил не вмешиваться. Видно, дело такое, что лучше и рта не раскрывать. Потом заглянула барышня и тоже спросила Ванзарова. Она была удивительно хороша, хоть и сильно нервничала. Глазки ее были заплаканы, но это не портило ее красоту, а наоборот, делало милее. Барышня хотела знать, когда можно застать господина Ванзарова. Ивлев и сам этого не знал. А в свете утренних событий ответ был вряд ли возможен.

– Появится… Наверно… – только и сказал он.

– Мне он нужен по важному делу… – сказала девушка, как будто это что-то меняло.

– Всем он нужен по важному делу, – ответил Ивлев. – Так оставьте записку…

– Нет, в записке не могу… Быть может, знаете, где его можно найти теперь?

Такая наивность простительна совсем молоденьким.

– Где же его теперь найдешь? Может, по делам ходит, а может, с барышней какой время весело проводит… – Ивлев подмигнул, рассчитывая, что шутка прозрачна.

Но вышло по-иному.

– С какой… барышней? – дрогнувшим голосом спросили его.

Отступать было нельзя.

– А какая придется! – заявил Ивлев лихо. – Много у него девиц разных, кто его знает, с какой нынче загулял…

Девушка как будто вздрогнула, быстро поклонилась и стремительно вышла. Так и не сказав, кто она такая, зачем приходила, чего хотела. В общем, обычная женская придурь. Чего еще от них ждать в таком возрасте. Только на любовные глупости вся голова повернута. Ивлев даже вздохнул в старческом осуждении.

Не прошло и четверти часа, как вбежал запыхавшийся посыльный из департамента, который сообщил, что попал в дорожное происшествие: на него свалился воз сена, и пока разбирались с городовым, опоздал. Он протянул запечатанное письмо и просил передать даме, которая будет спрашивать чиновника Ванзарова. Ивлев обещал передать. Посыльный отбыл с чувством исполненного долга.

А вот Иван Андреевич еще колебался. Но наконец любопытство взяло верх. Дедовским способом, иглой, нагретой на свече, он вскрыл конверт и бережно вынул записку. Содержание ее было дурацким: Ванзаров – а по почерку и подписи писал именно он – писал о своих чувствах и просил за что-то прощения. Ивлев перечитал, но так и не понял, что это: признание в любви или прощание перед «вечной разлукой с любимым сердцем», как писали в слезливых романах его юности. Старый полицейский нюхом ищейки понял только одно: Ванзаров попал в дурную историю и как из нее выпутается – никому не известно. Да и выпутается ли вообще…

От греха подальше Ивлев запечатал письмецо и незаметно подбросил на стол Ванзарову, где оно лежало одиноко и сиротливо. Как и подобает любовным посланиям разлученных сердец.

• 64 •

Гурович стоял над недвижимым телом.

– Что это с ним? – спросил он с тревожным интересом.

Лебедев раздвинул веки, изучая белую оболочку глаза, похлопал по щекам и даже подергал за усы вороненого отлива. Ванзаров дышал, но не подавал других признаков жизни.

– А что вы хотите? Типичный случай Imbecillitas et idiotismus[25].

– Вот в чем дело… – понимающе закивал Гурович. – С чего вдруг?

– Почему вдруг… – Аполлон Григорьевич не без удовольствия подергал ванзаровское ухо. – Давно ему говорил: беритесь, коллега, за ум, а то совсем с ума сойдете. Забудьте про вашу глупую психологику. И вот пожалуйста, результат. Дурной голове много не надо: его слегка помяли, немного об пол ударили, вот и результат.

– Что же с ним теперь будет?