Из того ли то из города (СИ)

Наконец, принялись обедать. Степенно, не торопясь. Илья разломил душистый хлеб, - мать в него что-то добавляет, травы какие-то, для запаха пряного и сохранности лучшей; день полежит, не счерствеет, а коли на солнышке немного подержать - так и вообще, будто только что из печи, - посыпал солью. Взял репу. Странники же щам честь воздают. Поначалу старец зачерпнет, выхлебнет, руку к столу опустит; за ним Тимоха, тем же порядком, потом Васятка. Снова старец. Закончились щи, крошки хлебные со стола смахнули с ладони, и в рот. За редьку взялись. Звенислов себе такую ухватил, что и глянуть страшно. Вот ведь уродилась - дубина дубиной. Такой зайца пришибить можно, ежели метнуть удачно. И ведь осилил! Потом репу, с голову величиной, одолел. Грибов мису, с чесноком. Залил ковшом воды колодезной, к стене отвалился, руки на пузе скрестил, глаза в потолок. Лицо счастливое, ровно сто гривен на дороге отыскал.

Васятка со старцем - те менее проворные. Они больше на кашу гороховую налегли, мать давеча большой горшок сготовила.

Наконец, все вроде как насытились. Наелись-напились, мальчонка ложки-миски ополоснул, сохнуть положил. Теперь и поговорить можно.

- Вы, говорите, много по белу свету странствуете. А вот такие... калики перехожие, вам не встречались? - осторожно спросил Илья.

- Это кто ж такие будут? - встрепенулся Тимоха.

- Ну, это... - рассказал Илья, что от дедов слышал, как помнил, так и рассказал. - Не видали таких?

Мог бы и не спрашивать. Ответ у Звенислова на лице читался.

- Знаешь что, Илья, человек ты, по всему видать, хороший, одно плохо - лет тебе много, а ты все в байки разные веришь. Сказка же, она... Да чего там далеко ходить, обещано было - коли приветят хозяева ласковые, песню пропеть, сказку рассказать. Насчет песен, тут я не силен, врать не буду, это ты Бояну поклонись, а рассказать...

Не зря народ прозвания дает, ох, не зря! Зазвенели слова, полилась речь ясная, чистая, озорная. Позабыл Илья о своем недуге, слушает. Вроде и не в избе он, а там, где действо происходит. Тимоха же, как нарочно, такие потешки выдал, что только посреди мужиков и рассказывают. Их еще заветными называют. Про то, как заяц обещался лису осрамить; один раз обещался, а вышло трижды. Да про то, как молодец с купцом рассчитался, когда тот его в работники нанял, а ничего за год не заплатил, - обманул. Ну, ту самую, когда он еще лошадь с телегой поперек забора перепряг, когда купца дома не было, одна купчиха оставалась... Еще чего-то. И как рассказал: ни одного слова запретного, срамного, обидного не произнес. Илья хохотал, - на другом конце деревни слыхать было, - аж раскраснелся весь, ровно после бани. Смолк, наконец, Звенислов, а не то - уморил бы до смерти.

Вытер Илья глаза, - рукава у рубашки мокрыми стали, и не заметил как, - спохватился.

- Да что ж ты при малом-то такое? - спросил с укором.

Тень пробежала по лицу Тимохи.

- Повоевали дикие деревню, в которой он с отцом-матерью жил, - тихо сказал он. - Что смогли - забрали, остальное - огнем пожгли. Отца на дворе... Мать - в полон. Сам чудом в живых остался... Выше сердца копье прошло. Выходили. Вот только с поры той - не говорит и не слышит.

- Что, совсем? - сказал, чтобы хоть что-то сказать, Илья. Глянул на Васятку, и так его болью прошибло с макушки до пяток, что мало волком не взвыл.

- Ну, не то, чтобы совсем...

- Это как же прикажешь тебя понимать?

- А как хочешь, так и понимай. Ты лучше вот что: поклонись Бояну, да попроси спеть-сыграть. Может, тогда и поймешь.

- Как же я поклонюсь, если... нездоров сильно...

- Медведь, что ли, помял? - Дался Тимохе этот медведь, опять ведь вспомнил.

- Нет, не медведь... С чего взял?

- Так на тебя глядючи. Неужто существует на белом свете такая хворь, чтобы эдакого богатыря одолела?

- Знать, существует...

- Медведь, он перед тем как напасть, на задние лапы встает, - глядя в упор на Илью, ни к селу, ни к городу завел Звенислов. - Потому в древности, когда на него с рогатиной и ножом ходили, время улучали. Встанет он на дыбы, раскинет лапы, тут ему рогатину под пасть... И рука должна быть верной и твердой, о втором ударе речи нет...

- А коли нет рогатины? - К чему это он разговор такой завел?

- Зубы у него, и когти страшные. Не убежать, не на дерево влезть, потому - проворен. Так что думай...

- Не пойму я, - Илья покачал головой. - С чего это ты про медведя-то?..

- Да так, к слову пришлось... Кланяйся, говорю, Бояну.

- Ну что ты пристал к человеку, ровно репей, - неожиданно вступил в разговор старец. - Сам же сказал, и человек хороший, и встретил приветливо, и напоил-накормил.

Он неторопливо сунул руку за спину, потащил гусли и положил их перед собою на стол.

- О чем же тебе спеть-то? - задумчиво протянул старец. - А вот хотя бы и эту...

Как над тем-то да над городом Черниговом,

Да над тем-то селом да над Березовым,

Восходило в чисто небо солнце красное...