Из того ли то из города...

…Хорошо, старик один помог. Без его слова выбрался бы, нет ли — кто знает… Он про то ущелье много чего слышал, сам как-то наведывался, издали посмотреть. Сплела молва людская воедино правду с лжой, красивая скатерка получилась, ан с дырою. Чтоб горы двигались, этого на земле сроду не было, а вот камни… Камни — иное дело. Какие сами валятся, ну, не то, чтоб сами, а ветер толкнет, вода подмоет, земля сотрясется — всяко бывает. Какие же — умыслом злым. Оно, конечно, коли рать вражью в ущелье зажать — это благо, хитрость военная, но коли гостей, что с товаром богатым идут, тут иная хитрость, недобрая. Облюбовали ущелье то три брата-разбойничка, люди лихие, день и ночь того стерегут, кто по незнанию сунется. Таких уж, поди, и не осталось вовсе; окольной дороженькой хоть и дальше, ан живота не лишишься. Может, и разбойников не осталось, одна молва, только кому ж охота пропадать лишь за то, чтоб любопытство свое утешить? К тому ж, сказывали, будто не простые те разбойники. Будто прежде богатырями были. Возомнили о себе, будто нет им равных, возгордились, вызвали на поединок силу неведомую, ей и одолены были. Наложила она, якобы, заклятие на них страшное — до веку ущелье то стеречь и никого живым из него не выпускать. Зачем оно такое? А затем, чтоб людей разделить. Чтоб одни здесь жили, другие — там, чтоб промеж собой не знались, а коли знались, так только с одним — кто на кого ратью пойдет, кто над кем властвовать станет.

Ну, сказок подобных Дюк в детстве, а то и у костра на стороже вдоволь наслушался. Одна разница — про сокровища несметные старик словом не обмолвился. Обычно разбойнички сокровища награбленные стерегли, а тут — людям препоны чинят, не пойми зачем. Коли б иной дороги не было, а так… Хоть и сказал старик, что ежели с черным сердцем кто через ущелье идет, тому путь свободный, а пропустил то мимо ушей. Черное, не черное, кому то ведомо?

Видит старик, не внял Дюк его словам, на рожон прет. Своего ума не дашь, так хоть совет прими. Там по ущелью речка течет, едва в две ладони глубиною. Скалы вверх вздымаются, сплошь мхом поросли. От одной до другой — едва пять сажен наберется. Коли войдешь туда, обратного пути не будет. Недалеко пройти, ан никому на его памяти не удавалось. Коли камни минуешь, с тремя справиться — тяжко будет. Камни какие? А такие, что братья сверху приспособили. Как кто в ущелье том покажется, дождутся времени, и столкнут на голову. От того и молва идет, будто горы сходятся. Только и на них хитрость имеется. Ежели в одном месте встать, да крикнуть громким голосом, камни те сами упадут. Путь закроют, однако ж вреда не причинят. Примету запомни, места того. Чего ж не запомнить?

Так старик все описал, будто сам по ущелью тому каждый день хаживал. Дюк, прежде чем сунуться, три стрелки своих особых отдельно переложил, на всякий случай. Три стрелки — три брата. Меч попробовал, хорошо ли выходит. Ему мечом сподручнее. Плохо, что на верху ничего не видать. Кромка острая каменная, а над ней — небо синее. Где тут камни, для неосторожного путника приготовленные? Едет тихо, то вправо, то влево глянет. Ежели напутал старик чего, ежели начнут стены смыкаться, отсюда не выскочить. А сдержать камень — сил не хватит. Ну да не видать следов, чтоб двигались.

И тихо. Только вода журчит. Когда до места добрался, про какое старик сказывал, не хотелось тишину тревожить, так все мирно да спокойно вокруг. Эх, будь что будет…

Набрал воздуху побольше, да как гаркнет со всей мочи, аж у самого уши заложило. И тут же ровно задрожали стены, заходили ходуном, посыпались сверху камни, но не так чтоб сильно рядом, чтоб раздавить. Не крупные, самое большее — в пару обхватов, а самыми последними, как дрожь унялась да грохот поутих, три таких свалилось, — один спереди, два сзади, что разом проход перегородили. Глянул Дюк, несподручно такие конем перемахнуть, знать, придется спешиваться, руками выталкивать. Получится ли?

Пока прикидывал, не заметил, как камни те в людей обратились. Ну, таких точно не вытолкнешь. Каждый ростом сажени в две, в ширину, должно быть, столько же, в доспехе воинском и при оружии. И все — будто из камня, как и сами они. Даже взгляд из-под шелома, тяжелый, каменный. Один спереди, двое сзади. С такими биться — и думать нечего. Тут самое лучшее, — удрать, хоть и не по-богатырски это. Удрать вот только некуда. Не заметил Дюк, как в руках лук оказался, как легла стрелка на тетиву. Тот, который один, вот он уже, надвинулся, еще пару шагов — и мечом достанет. Некогда раздумывать, куда целить; в такую орясину — да не попасть? Вскинул лук, щелкнула тетива, слетела стрелка. Куда угодила — не видел. Вторую на тетиву бросил, развернулся… Хорошо, помедлил, потому как не стало перед ним никого. То есть, богатырей не стало. Стоят себе камни здоровенные. А потом и их не стало. Вроде как пошли-побежали по ним трещинки, одни трещинки и остались. Остальное же в пыль обратилось, будто и не было…

* * *

— …Другая застава впереди поджидает, с птичами клевучими. Тыи птичи с конем склюют и не заметят.