Из уголька и ветра (Coal And Wind)

Над равниною, далеко-далеко за горами, кружил и вился в танце ветер.

Тёплый не по сезону, ласковый, играл листвою и собранными с цветочного поля семенами луговых трав.

Ветер… да не просто ветер.

Вскоре он найдёт дорогу к очагу живых, вольётся в их слова, станет прислушиваться к их голосам и стуку их сердец. Заснёт меж стен домов, проскользнёт сквозняком в подпол, будет шалить в трубах, подвывая, будто ночная птица.

И поселится рядом с ними.

О нём расскажут сказки, напишут песню, странствующие певцы-мунгарры будут ловить его ветряными флейтами на радость детворе.

Тёплый ветер приживётся в ласке чужих каминов и шелесте мельничных колёс, станет частью этого кусочка мира, будто единым целым, будто чем-то неделимым, как навязчивый и такой знакомый сон…

…

…и вот крохотный комочек меха открыл глаза.

Малыш лежал на груди матери, что ласково, но надёжно держала своё сокровище в руках – и глядел большущими глазами на мир. Так сказать, наружу, из себя.

Он ничего не понимал и ничего не мог толком рассмотреть – тени бегали и прыгали от угла к углу, что-то было цветным, а что-то будто бы и не существовало вовсе.

Но он точно видел что-то большое у самого носа. Оно тёмное, от него веет теплом – и оно гудит. Гулко и приятно.

И от гула хочется спать…

Нет, не так спать, как раньше. Когда он… ещё не случился, не проснулся в первый раз – а просто спать.

И малыш закрыл глаза снова.

Он откроет их ещё только через год, когда будет готов… случиться на самом деле.

Говорят, что в этот год душа ищет дорогу в мир из края сновидений и грёз. Так ли просто найти свой путь в настоящее?

А до того малыш был ветром…

 

И так прошёл год.

 

…Руки матушки осторожно коснулись уха.

Малыш открыл глаза и потянул носом воздух.

Каждый раз, когда тёплые руки вытягивали его из дрёмы – приходило и что-то вкусное. И с каждым разом ему всё больше и больше хотелось не засыпать снова.

Вот и в этот раз пушистый шарик взял в крохотные ручки комок чего-то, пахнущего цветами – и шустро схрумкал, облизывая пальчики ещё без коготков.

Вернее, даже не так. Не цветами пахло угощение – оно пахло «чем-то вкусным и ярким, как будто в носу щекочет голубым и фиолетовым».

Он ведь ещё не знал слова «цветы».

Но кое-что он уже узнал.

То большое и доброе, что будит его, оберегает и даёт что-то вкусное – это мама. Мама… ney-… -zha. Neyzha.

Мама.

Дремотная пелена снова застилала глаза – и малыш, как бы ни пытался подольше поглядеть на мать, ткнулся носом в её ладонь и через минуту снова засопел.