Читаем Из Устюжского уезда полностью

Посл картошей, хозяйка мн дала морошки съ молокомъ. Это кушанье приготовляется такъ: кладутъ морошку въ горшокъ, ставятъ въ печь и когда ягоды довольно упрютъ, протираютъ ихъ чрезъ ршето; морса этого оставляютъ и на зиму ведра по три и по четыре.

— Сколько жъ теб, хозяюшка денегъ надо? спросилъ я хозяйку, вставая изъ за ужина.

— А за что не деньги, родной?

— Какъ за что? за ужинъ?

— И родимый! Богъ съ тобой картоши свои, молочко свое; ягодъ Богъ пока много народилъ; за что-же брать-то? И то сказать: какъ же я возьму деньги съ страннаго человка?

— Да у меня деньги есть…

— И не говори этого! а коли у тебя есть, такъ поставь Богу свчку, вотъ и все! — А куда Богъ несетъ? круто поворотила баба, чтобъ покончить непріятный для нея разговоръ.

Поутру опять хозяйка меня накормила и опять не взяла никакой платы.

— Какъ мн пройти въ Нефедьево? спросилъ я хозяйку, сказавъ ей спасибо за завтракъ.

— А вотъ ты спроси у моего мальца! отвчала она: онъ у насъ знаетъ, а я теб не скажу.

— Онъ же почемъ знаетъ?

— Онъ ходилъ со слпенькимъ, такъ вс мста знаетъ; слпой-такой богатый; и добро-бы хорошо стихи плъ, а то Дазаря, да Егорья, вотъ и все; а много собираетъ! Моему парнишк отъ Николы вешняго до десяти дней посл Петрова дня цлковый по уговору заплатилъ; одному слпому ходить нельзя, такъ слпой поводыря нанимаетъ.

23-го августа, Нефедьево.

— Сколько верстъ отсюда до Вышняго Волочка? спросилъ я, выйдя изъ Невицъ.

— Извстно дло! отвчалъ мн мужикъ, котораго я спрашивалъ: малый ребенокъ теб скажетъ: до Волочка это восемьдесятъ верстъ будетъ; это врно!

— Какъ же мн около самой Устюжны говорили, что до Вышняго Волочка считается отъ Устюжны это восемьдесятъ верстъ?

— Это все равно, что отъ Устюжны, что отъ насъ, отъ Невицъ, — все тже сто восемьдесятъ верстъ!

— Да вдь изъ Устюжны въ Волочокъ надо идти на Нефедьево?

— На Нефедьево!

— Какъ не такъ, и отъ Устюжны и отъ Невицъ все сто восемьдесятъ верстъ? Вдь до Невицъ надо пройти…

— Пройдешь еще верстъ сорокъ, перебилъ женя мужикъ, такъ теб меньше пойдетъ.

— Какъ? а то будетъ все сто восемьдесятъ?

— Вс будетъ сто восемьдесятъ.

— Это что-то хитро!

— А правду теб сказать: кто здсь мрялъ дорогу? Никто! Мрила баба клюкой, да и махнула рукой: быть тутъ сто верстъ!.. Вотъ я тутъ тоже.

Кто зжалъ по проселочнымъ дорогамъ, тому этотъ разговоръ не покажется невроятнымъ; спрашиваете вы: сколько верстъ до такого-то мста? «Верстъ будетъ 10, да и того не будетъ», отвтятъ вамъ. Вы продете верстъ пять и опять спрашиваете, сколько осталось? «Верстъ 15t а то еще и больше!» получите совершенно неожиданно въ отвтъ; иногда верстъ не опредляютъ, а скажутъ какъ: «Близко! продешь болото, да два поля, да дв пустошки, да лску немножко — вотъ тутъ теб и будетъ!» Но мн отъ русскихъ, собственно русскихъ, не случалось слышать, на разстояніи ста верстъ, одного и того же отвта — 180 верстъ.

— Скажи, пожалуйста, спросилъ я, пошапковавшись, лежащаго у дороги пастуха, сколько верстъ до Волочка? Мн отъ самой Устюжны говорятъ: сто восемьдесятъ верстъ; скоро-ли будетъ меньше?

— Да ты кого спрашивалъ?

— Кто попадется, того и спрашивалъ.

— Да кого: русскаго или корелу?

— И русскихъ, и корелу.

— Нтъ, русскихъ ты не спрашивалъ; врно, одну корелу; корела — та не знаетъ; корела сидитъ дома; корела землю оретъ, вотъ и все! а нашъ братъ русскій всегда кругомъ ходитъ; стадо знаетъ; и въ Питеръ ходитъ, и въ Боровичи, и въ Волочокъ, на барки, значитъ.

— Сколько же верстъ до Волочка?

— Самъ я не ходилъ на Волочокъ, а люди говорятъ, что до Устюжны, что до Волочка, что до Боровичей — сто восемьдесятъ верстъ; все равно т же сто восемьдесятъ верстъ.

— Ну, а отсюда?

— И отсюда, говорятъ, что до Волочка, что до Боровичей все-таки сто восемьдесятъ верстъ.

— И ты, какъ корела, дома сидишь?

— Нтъ, прошлый годъ ходилъ къ большому Соловецкому… маленькій-то у насъ и дома есть, — приходъ у насъ Соловецкій… Такъ ходилъ я къ большому Соловецкому на море; братъ былъ боленъ, Богу обтъ далъ, сходить къ большому Соловецкому; обтъ-то далъ, да и померъ, не сходивши къ чудотворцамъ; пришла весна, я и говорю старикамъ: «Ищите себ на это лто другато пастуха, а я дойду Богу молиться». Ну, и сходилъ за брата на море къ большому Соловецкому.

— А то ты всегда въ пастухахъ?

— Всегда въ Сушигорицахъ пастухомъ живу, у царяднова [21] ночую и ужинаю; обдать не обдаю: возьмешь съ собою хлбца, соли, да тмъ и пробавляешься, еще хорошо, коли вода близко, а то просто намучаешься!..

— Работа пастуху, кажется, небольшая?

— Какъ, братецъ ты мой, работа небольшая, дождь, сивера, а ты все въ пол, да въ пол!.. А то еще волки одолваютъ: вотъ третьяго дни трехъ коровъ зарзали; погналъ я стадо домой, а три коровы за кусты зашли; мн и не въ примту; такъ он остались, такъ и пропали.

— Кто же за нихъ отвчать будетъ?

— А кому отвчать? никто не отвчаетъ!

Перейти на страницу:

Похожие книги

60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное