Из вечности в лето

Дмитрий цокнул языком, выражая морально-нравственную неустойчивость и внутреннее колебание.

– Я не слышу ответа! – забеспокоился Рафаэль за дверью.

– Нет, спасибо! – ответила Лиза. – У нас сегодня не так много времени.

– Как хотите, – грустно отозвался Рафаэль. – Тогда я пошел… «Как одинок я в познании мира средствами физики Чуйских полей»…

Как только его шаги и немузыкальное пение смолкли в отдалении, Лиза щелкнула выключателем, и комнату залил яркий люминесцентный свет. У Дмитрия перед глазами тут же запрыгали золотистые пятна.

– Ничего себе, – сказал он, мотнув головой.

– Как? – потребовала Лиза.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Дмитрий ошеломленно, пытаясь понять, что происходит вокруг.

Комната была необъяснимо большой, словно пространство многократно вкладывалось само в себя, бесконечно расширяясь во все стороны и непрерывно меняя свои очертания при малейшем движении глаз. Свет струился ото всюду, наполняя комнату призрачными, абсолютно неустойчивыми формами, которые переливались одна в другую, как цветовые узоры на перламутре, стоило лишь чуть-чуть шевельнуться.

У Дмитрия возникло ощущение, что он оказался внутри огромного кристалла с тысячами граней, который хаотично колеблется из стороны в сторону.

– Что это? – Дмитрий растерянно затопал на месте, скользя взглядом по стенам и потолку.

Лиза выглядела очень довольной произведенным впечатлением.

– Красиво, да? – сияя, пропела она. – Очередное увлечение Рафаэля: компьютерная стеклография плюс пространственный дизайн…

– Господа, я разочарован! – перебил ее Рафаэль. Он неожиданно вплыл в комнату, проскользнул между Лизой и Дмитрием, пролился на пол и, распластавшись на спине с раскинутыми в стороны руками, воззрился на них с крайней степенью осуждения во взгляде. – Вы обнаруживаете преступное неумение правильно созерцать прекрасное в его тонких проявлениях и эссенсуальных качествах! Кроме дешевого трюка с включением света, Лиза, милая моя, ты не сделала ни-че-го! – Рафаэль изобразил на лице одновременно невыносимое страдание и справедливое порицание. – Ну, кто же смотрит стоя? Трезвым? Да еще и в одежде? – он демонстративно развязал пояс и распахнул пеньюар, окончательно обнажив поджарое мускулистое тело. – Это просто неописуемый кошмар! Верх вандализма в отношении к потокам струящегося совершенства!

– Рафаэль, – виновато склонилась к нему Лиза.

– Нет! – отвернулся в другую сторону тот. – Я верил в тебя, думал, ты понимаешь! Как ты могла?!

– Рафаэль!

– И даже нет! – Рафаэль решительно перевернулся на живот, демонстрируя татуировки в кельтском стиле на ягодицах.

– Ладно, – Лиза взяла Дмитрия за руку, – если ты намерен играть Гамлета, то мы, пожалуй, пойдем.

Рафаэль подскочил, изящно сбросив пеньюар с плеч, и, приняв позу Аполлона, стреляющего из лука, оглушительно взвизгнул:

– Ни в коем случае! Мы еще не договорили, – он обмяк и понизил голос. – Так и быть, я забыл о вашей брутальной некомпетентности, хотя мне и стоило это несоизмеримых внутренних усилий! Чай или может все-таки молоко?

– Чай, – улыбнулась Лиза.

Рафаэль стремительно исчез и вернулся через пару минут с маленьким чайным столиком на невысоких ножках, поставил его на пол в центре комнаты и приглашающим жестом подозвал Лизу и Дмитрия.

– Итак, – сказал он, разливая по китайским чашечкам крепко заваренный черный чай с отчетливым запахом дыма, – понравилось?

– Весьма впечатляет, – кивнул Дмитрий.

– Да, – важно протянул Рафаэль, – сейчас это модно. Но меня подобный экзерсис со стеклом заинтересовал только в рамках моего основного увлечения. Лиза успела рассказать?

– Нет.

– Нет?! Прелестно! – Рафаэль картинно сложил ладони у самого сердца. – За что я всегда ее больше всего ценил, так это за умение вовремя промолчать. Секунду! – он метнулся в соседнюю комнату и через мгновение трепетно внес на руках красивый ларец светлого дерева, достаточно большой, но изящный. – Вот! – сказал Рафаэль, впав в состояние пароксизма любви и нежности. – Это одни из первых! – Он поставил ларец на пол рядом со столиком и с чувством погладил резную крышку. – Шестьдесят семь лет, молодой человек! Шестьдесят семь лет! – Рафаэль возбужденно вытер вспотевшие ладони о седые заросли на груди и с замиранием открыл ларец. – Взгляните!

Он извлек длинный узкий футляр и передал его Дмитрию.

– Мне было тогда всего девятнадцать! Второй курс, физический факультет! Мне, юноша, лекции читал сам Вавилов! Тоже, по-своему, пророк. Да, но потом я услышал сияющий голос Бога – и все! Жизнь обрела окончательный смысл, мысль – ясность, а восприятие – предельную четкость. Смотрите, смотрите скорее! Это исключительный раритет, образец из самой первой серии, тысяча восемьсот семнадцатого года.

Дмитрий открыл футляр. На бархатной подкладке лежал выцветший, дышащий наполеоновской затхлостью калейдоскоп. Дмитрий с недоумением посмотрел на Рафаэля.