Из вечности в лето

Вспоров чехлы и разложив картины на полу, де Пайен три недели не выходил из комнаты, отказывая себе в пище и вине и вознося бессвязные молитвы. И наконец, в первую ночь очередного полнолуния, картины вдруг заговорили тихим печальным шепотом, словно жалуясь обезумевшему от невыразимого чувства рыцарю на разрушенную полноту единства, в которой ранее пребывали изображения, нанесенные на пергамент рукой Утешителя.

С бешено бьющимся сердцем де Пайен внимал голосу, льющемуся ото всюду в его тесной комнате с запертой дверью. За те несколько минут, пока он слышал эти звенящие тоской звуки, волосы на голове у него стали прозрачными, как стекло, а на ладонях появились стигматы.

Следующим же утром он оседлал коня и отправился к королю Бодуэну.

Его приняли без лишних слов и выслушали с огромным вниманием. Не известно, раскладывал ли де Пайен свои свитки перед королем и его духовником, но ему поверили. Де Пайен получил в свое распоряжение бывшие конюшни при разрушенном храме, перенес туда свой скромный скарб и занялся поиском достойных носить под доспехами живое слово Единого Бога. Спустя девять лет об Ордене нищих рыцарей Христа заговорил весь мир.

Вполне достоверно известно, что к моменту вступления на трон Филиппа Красивого рыцари Храма преуспели собрать девятнадцать заветных свитков, обретя их в поразительных по смелости походах и операциях, проведенных на территориях, подвластных язычникам и магометанам. Но главным было не это. Главное, что картины, упорно молчавшие несколько веков подряд, теперь охотно вещали в присутствии магистров Ордена, о чем довольно скоро поползли нехорошие слухи. И, как обычно, молва исказила все до неузнаваемости.

Говорили, что рыцари впали в ересь катар; что имеют сношения с неверными-ассасинами; что покланяются говорящей голове и носят на теле грубые веревки вместо крестов; что премерзко лобызают друг друга в срамное и непотребное; что плюют на крест ради шутки и отрекаются от Бога, доказуя преданность магистрам ордена, а паче всего, идол, от которого у них бесчисленные победы и богатство, требует воздаяния в виде человеческих жертв и содомических оргий.

Вокруг ордена стали сгущаться тучи, в воздухе запахло кострами, и, в конце концов, все было кончено в том самом тысяча триста седьмом году, когда Авиньонский Папа под давлением французского короля подписал буллу о роспуске Ордена и предал суду его верховных прелатов.

Однако, после арестов и конфискаций, картин среди бесконечных богатств Ордена, как и следовало ожидать, никто так и не обнаружил.