Из виденного и пережитого. Записки русского миссионера

— Нет, батюшка, так могут жить только одни звери, животные и птицы. Для человека прежде всего должен быть Бог. Я думаю, — продолжал магометанин, — у Бога больше воли и свободы, чем у человека, а Он не грешит, знает, что Он Бог. Так и христианин не должен грешить, зная что он христианин. Ты мне, батюшка, достань ваше Евангелие на татарском или турецком языке, такое Евангелие есть?

— Есть, — ответил я.

Простившись с магометанином, я поехал в город, заехал в библейское общество, купил ему на татарском языке Евангелие и через ученика миссионерской школы отправил ему в тот же самый день.

Приезжаю опять в тюрьму, устраиваю с арестантами беседы. Смотрю, моего Али нет. Через дня два после этого служу литургию, смотрю, Али моего и тут нет. Я задумался о нем, но не решился даже спрашивать надзирателя. На следующей неделе я опять приехал в тюрьму и с собою привез отца Ивана, священника из бурят. Смотрю по сторонам храма и также не нахожу этого Али. Уже через месяц Али приходит ко мне в церковь, молится по-магометански. По окончании литургии магометанин подошел ко мне и спросил меня:

— Батюшка, мне можно у вас покаяться?

— Можно, — говорю.

— Ну, так я хочу покаяться. Арестант с горячими слезами высказывал свои грехи. Наконец, вздохнул и сказал:

— Мне учение Христа очень нравится; пожалуй, я скоро буду христианин.

— Нет, Али, ты, мой дорогой, подожди креститься, а вот постарайся хоть один месяц так жить среди арестантов, как вот учит Евангелие.

— Хорошо, — ответил Али. — Я так и буду жить; будут меня ругать, бранить, а я за них буду молиться, буду им все приносить, убирать, не буду сердиться, буду всех любить и пойду со своими арестантами мириться. Я вот месяца два как с ними побранился, значит, пока креститься не стоит?

— Да, пока повремени, мой Али.

Али вышел из церкви и отправился в свою камеру. Проходит месяц, другой, я Али не вижу. Как-то служу я вечерню, смотрю, Али стоит в церкви. Кончилась вечерня, Али ждет меня.

— Я, батюшка, — забасил Али, — еще хочу покаяться.

— Хорошо, — ответил я.

Али в эту исповедь с самого детского возраста все свои грехи высказал. Когда кончилась исповедь, Али поднялся на ноги и промолвил мне:

— Я скоро буду христианином. Я как стал жить этот месяц по Евангелию, то куда и скорби, печаль девались, мне хочется всех любить и всем делать только добро.

Через месяц после этого я его крестил.

* * *

Арестант этот человек был в высшей степени красивый и интеллигентный. Его горе — клептомания.

— Не могу, не могу жить, — говорил арестант, — без того, чтобы не украсть. Были дни в моей жизни, когда я, как ребенок, предавался отчаянному рыданию. Что я буду делать? К каким врачам ни обращался, чьи советы ни принимал к себе, и все бесполезно. Что я буду теперь делать?

— Молитесь ли вы Богу? — упросил я его.

— Нет, вот уже лет десять не ходил в церковь, не исповедовался, не причащался Святых Тайн и никогда не молился за все это время.

— Милый мой, попросите у Начальника тюрьмы, чтобы он разрешил вам сидеть некоторое время в одиночном заключении, я буду к вам ежедневно ходить и там вдвоем будем молиться.

— Мне как-то стыдно, неловко просить начальника об этом, он не поймет меня и будет смеяться надо мной.

— Зачем смеяться? Ведь тюрьма по своему назначению есть исправительное учреждение?

— Да оно так-то так, но…

Я понял, что его ложный стыд удерживает от того, чтобы он, как интеллигентный человек, решился для молитвы обращаться к начальнику, чтобы он разрешил ему сидеть в одиночном заключении. Тогда я предложил ему другой выход.

— Ну, хорошо, — говорил я ему. — Так вы во время моей церковной службы приходите в алтарь и станьте где-нибудь в уголке и принуждайте себя к молитве.

Арестант согласился. После трех служб он подошел исповедаться и причаститься Святых Тайн. По прошествии дней пяти я его опять увидел в тюрьме. Когда он увидел, что я вошел в церковь, то последовал и он за мной. Я только что вступил в алтарь и начал раскрывать Престол, как вдруг что-то повалилось у моих ног. Взглянул и увидел, что это лежит молодой красавец, который со слезами благодарил меня: ему с того дня сделалось очень легко словно какой-то камень свалился с его души. Я бросился ему на шею и начал его целовать. Мне было очень радостно за него. Когда он поднялся на ноги, кровь хлынула ему в лицо, и слезы по этому лицу оставили свои тонкие следы. О, как он был тогда красив! Как какой-нибудь ангел с неба слетел. Таким он мне казался тогда.

* * *