Из ворон в страусы и обратно

…Идея овладела Нилкой мгновенно.

Вскочив, она отряхнула с колен кожаную лапшу, наступая на обрезки, побежала к телефону, под которым в самодельной абонентной книжке бабушка записала мобильный номер благодетеля.

– Рене?

– Да, Ненила, слушаю тебя. – Далекий спокойный голос показался Нилке спасительным канатом, спущенным чьей-то доброй рукой в яму, где она барахталась.

Деньги, которые она откладывала на лучшую жизнь, разошлись.

Родительская комната в общежитии месяц как пустовала – квартиранты съехали. Жалеть особенно было не о чем, потому что платили через пень-колоду, но все-таки… Нилка даже не представляла, на что они теперь живут.

Наверняка Дюбрэ сует за ее спиной бабе Кате доллары и евро.

Всегда выбритый и отглаженный, насквозь пропахший тонким табачным ароматом, который особенно остро чувствовался в старом сельском доме, Дюбрэ приезжал на Нилкиной «мазде», привозил краски и конфеты – и то и другое в огромных коробках.

Одними своими визитами француз поддерживал в Нилке зыбкую надежду на реставрацию карьеры (не столько хотелось на подиум, сколько уехать из поселка).

Француз – вот кто ей поможет!

– Рене, ты где сейчас?

– Я в Риме.

Осенние показы – вспомнила Нилка. Она все еще испытывала зависть к чужим успехам. Другим повезло, они не встретили Валежанина на своем пути.

– А когда ты приедешь?

– Собирался через месяц.

– А раньше не сможешь?

– Что-то случилось?

– Я хочу уехать с тобой. – Нилка произнесла эти слова почти беззвучно.

– Что? Я не понял, повтори, – попросил Дюбрэ, – тебя плохо слышно.

– Я хочу уехать с тобой! – в отчаянной безысходности выкрикнула Нилка.

В трубке стало тихо, и Нилка струсила. Она поставила на карту все – свою зыбкую надежду, пресловутую женскую гордость и что-то еще, по ощущениям – душу. Если сейчас Рене ей откажет, останется только выйти за Веню замуж или умереть, что в общем-то одно и то же.

– Почему ты хочешь уехать со мной? – нарушил томительную паузу голос в трубке.

Вопрос застал Нилку врасплох и на несколько мгновений сбил с ног.

Собрав силы, она попыталась на ходу сконструировать какую-то удобоваримую ложь:

– Потому что я… Потому что я больше не могу здесь. – Голос снова съехал на шепот. Соврать не получилось.

– Ненила, давай отложим этот разговор. Я приеду, и мы все обсудим.

– Хорошо. – Нилку оскорбил ответ, она поняла, что поставила на зеро. Так ей и надо, кретинке.

Что вообще на нее нашло? Ясно же: Рене она нужна как рыбе зонтик. В фэшн-бизнесе, куда ни плюнь, попадешь в удачливую красавицу, будь то модель, модельер или ассистент стилиста. Например, Мерседес.

Нилке внезапно показалось, что от нее ускользает что-то важное, что-то ценное. Что-то связанное с истинной красотой…

Мысли завихрились в Нилкиной головушке, наконец, ей удалось ухватить за хвост одну.

Вот Тонька, например. У Тоньки, если разобраться, по отдельности все красиво: большие глаза, миниатюрный нос, пухлые губы, но все вместе дает дефект сборки. Выходит, для красоты мало одного набора черт, пусть даже самых правильных.

А такие женщины, как Мерседес, красивы, потому что источают особую ауру, потому что по-настоящему увлечены своим делом.

Что-то такое говорила им в школе моделей Эмилия Манник, только у Нилки эти премудрости в голове не задерживались – какое там! Голова была под завязку забита Вадимом, странно, что она вообще что-то запомнила. Дура дурой была. Как ее терпел Вадим?

А что, разве она поумнела?

Забросила шитье, рисунок – все забросила из-за того, что богочеловек оказался обыкновенным, почти хрестоматийным негодяем. Хорошо, не негодяем, а просто не тем, за кого она его принимала. А он наверняка считает, что это она оказалась не той, за кого он ее принимал. И еще неизвестно, кто из них прав.

Как назло, еще и Веня куда-то пропал. Нилке даже обидно стало: был, был – и нет его.