Из воспоминаний сельского ветеринара

Все это выглядело очень странно. Я повесил куртку на гвоздь и стал задумчиво расстегивать рубашку. Когда же я начал стягивать ее через голову, то вдруг заметил, что мистер Олдерсон морщит нос. Работники тоже начали принюхиваться и обмениваться удивленными взглядами. Благоухание розовой соли миссис Холл, сдерживаемое одеждой, теперь вырвалось на волю, одуряющей волной разлилось вокруг и заполнило тесное пространство стойла. Я торопливо намылил руки в идиотской надежде, что это каким-то чудом отобьет столь неуместный тут дух. Но нет! Наоборот, он словно сгустился, источаемый моей нагретой кожей, и вступил в единоборство с честными запахами коров, сена и соломы. Никто ничего не сказал. Эти трое не склонны были отпускать соленые шуточки, которые помогли бы мне свести все к забавному промаху. В аромате этом была недвусмысленная томная женственность, и Берт со Стэном смотрели на меня, разинув рот. Мистер Олдерсон упорно взирал на перегородку, но губы у него кривились, а нос все еще морщился.

Весь внутренне съежившись, я встал на колени позади коровы и мгновение спустя забыл о своем конфузе.

Во влагалище было пусто, и оно заметно сузилось перед небольшим в складках отверстием, в которое я еле-еле протиснул кисть. Мои пальцы коснулись ножек и головы теленка. У меня оборвалось сердце. Скручивание матки! Да, тут легкой победы ждать нечего. Присев на корточки, я обернулся к фермеру.

— Телячья постелька у нее скручена. Теленок жив, но ему не выйти. Я еле руку ввел.

— Я так и подумал: что-то тут не то. — Мистер Олдерсон потер подбородок и поглядел на меня с сомнением. — Ну а что можно сделать?

— Попробуем вернуть матку в нормальное положение, перевернув корову, пока я буду держать теленка. Очень удачно, что нас тут четверо.

— И тогда все будет в порядке?

Я сглотнул. Такие случаи были моим пугалом. Иногда переворачивание помогало, иногда нет, а в те времена мы еще не начали делать коровам кесарево сечение. Если ничего не получится, мне останется только посоветовать мистеру Олдерсону отдать Милочку под нож мясника… Я сразу отогнал от себя эту мысль и сказал твердо:

— В полном порядке.

Да. Только так! Я поручил Берту передние ноги, Стэну — задние, а фермера попросил прижимать голову коровы к полу. Затем распростерся на шершавом цементе, ввел руку и сжал ногу теленка.

— Давайте! — пропыхтел я, и работники повернули ноги по часовой стрелке. Я отчаянно удерживал маленькую ногу, когда корова хлопнулась на другой бок. Но это как-будто ничего не изменило.

— Кладите на грудь! — скомандовал я сипло. Стэн и Берт ловко подогнули ей ноги и выполнили мое указание, а я взвыл от боли.

— Обратно переверните и быстрей! Мы начали не в ту сторону! — Шейка сдавила мою кисть с ужасающей силой. Меня объял мгновенный ужас, что я должен буду распроститься со своей правой рукой.

Но они действовали с быстротой молнии. Несколько секунд спустя Милочка уже лежала в первоначальной позе, моя рука обрела некоторую свободу, и мы вернулись к исходной позиции.

Скрипнув зубами, я взялся за ногу теленка поудобнее.

— Ладно. Перекатите ее в другую сторону.

Они перевернули ее против часовой стрелки на сто восемьдесят градусов, но ничего не изменилось, только удерживал ногу я куда с большим трудом — сопротивление на этот раз было колоссальным. Несколько секунд я переводил дух, уткнувшись лицом в пол, а шею мне заливал пот, источая клубы экзотического благовония.

— Хорошо! Еще разок! — распорядился я, и работники начали переворачивать корову на грудь.

Ах, какое это было дивное ощущение, когда все словно чудом расправилось, моя рука обрела полнейшую свободу внутри широкой матки, а теленок уже начал продвигаться ко мне.

Милочка немедленно оценила ситуацию и впервые по-настоящему поднатужилась. Почувствовав, что победа почти одержана, она повторила свое усилие, и теленок, мокрый, извивающийся, очутился в моих объятиях.

— Тянула, тянула, да и разом! — произнес мистер Олдерсон с изумлением, схватил клок сена и стал обтирать малютку.

Я радостно принялся намыливать руки. Каждый удачный отел приносит чувство большого облегчения. Но на этот раз оно было неимоверным. То, что стойло благоухало, как дамский парикмахерский салон, больше не имело ни малейшего значения. Настроение у меня все равно было великолепным. Я пожелал доброй ночи Берту и Стэну, когда они отправились спать, последний раз недоверчиво поведя носами. Мистер Олдерсон тихонько делал то одно, то другое: то разговаривал с Милочкой, то снова брался за теленка, которого успел обтереть уже несколько раз. Казалось, он был околдован. И я его понимал, потому что в этом существе чувствовалось родство с героями Диснея — коричневато-золотистая шкурка, умилительная миниатюрность, большие, темные, ласковые глаза и общее выражение наивной доверчивости. Ведь в довершение всего это оказалась телочка.