Из заброшенной рукописи о Карле Марксе

Наряду с крупным поражением пруссаков, которое, быть может (уж эти берлинцы!), повело бы к революции, ничто не могло бы быть лучше, чем их безмерная победа. (31/196)

Диалектика! Понимать надо…

Тем временем Бисмарк снова удивил наших друзей, неожиданной для них проведя решающую меру по объединению Германии, которое Маркс и Энгельс считали делом революционного пролетариата.

Энгельс – Марксу, 25 июля:

Все это имеет ту хорошую сторону, что положение упрощается, революция облегчается тем, что устраняется драка мелких столиц… Итак, по-моему, нам не остается ничего другого, как просто считаться с фактом, не одобряя его, и использовать как можно шире открывающиеся теперь большие возможности для национальной организации и объединения германского пролетариата. (31/203)

С 1863 г. существовал уже Всеобщий рабочий германский союз – массовая организация, созданная Лассалем, который настойчиво и неоднократно предлагал Марксу сотрудничество, всякий раз решительно отвергаемое. Теперь, после гибели Лассаля в 1864 г., Маркс и Энгельс еще меньше были настроены на сотрудничество с ВГРС. Внешне они поддерживали отношения с одним из его лидеров – Швейцером, но между собой ругали его последними словами. Агент Маркса в Германии В. Либкнехт не был в состоянии предпринять что-либо против ВРГС.

8 декабря Маркс сообщает Энгельсу о сатирическом выпаде против себя и друга в одной из берлинских газет:

Прусские свиньи ведут себя именно так, как мы должны были бы желать. Без отрубленных голов дело не обойдется. (31/224)

Энгельс – Марксу, 14 декабря:

Прусские свиньи действуют, конечно, превосходно. Столь глупыми я их все-таки не считал, но действительно трудно представить себе, до чего они глупы. Тем лучше. Ведь дело уже пошло в ход, тем скорее начнется революция, и на этот раз она, наверное, не обойдется без отрубленных голов, как ты говоришь. (31/225)

Рано или поздно кто-то должен был проговориться о том, что у обоих было на уме. Проговорились сразу оба – и Диктатор пролетариата, и поддакивавший ему Генерал. Так что не будем обольщаться и в этом отношении. Первым делом, которое реально планировала, если так можно выразиться, коммунистическая демократия, была гильотина. Старый призыв Прудона изобрести для пролетариев, просим прощения, напиток с человечьим лицом, остался втуне.

Мы хотим еще раз обратить внимание на некоторые факты.

У Маркса-Энгельса в тот период не было собственной организации в Германии, ни собственной партии в эмиграции – в Германии даже не было секции Интернационала. Это с одной стороны. С другой стороны необходимо отметить, что у дружков не было почти никаких достоверных известий о реальном положении дел в Пруссии и в самом Берлине – в обществе, в рабочей среде, в армии. Два-три раза у Энгельса проскакивает в письмах: «такой-то рассказал, что на улицах много безработных», «такой-то рассказал мне случай с одним офицером» и т. п. – все на подобном уровне. Остальное они знали только по газетам.

В то же время мы видим, насколько серьезно они ждали революции, насколько верили в ее реальную близость. Такое искреннее ожидание революции на днях – могло ли оно базироваться на сведениях из газет, которые они между собой постоянно высмеивали и которые не могли дать оснований для революционных прогнозов, или из анекдотов о прусских офицерах, или из оценки состояния прусской армии, которой Энгельс в глаза не видел (и, как видим, таки ошибся)?

Смешно думать так – не такими они были людьми, чтобы строить политические планы на двух-трех анекдотах.

Только на одном базировалась такая абсолютная уверенность – на истинно научной теории. Таковая у них была. Согласно этой теории им было ясно, как дважды два, что «недели через две начнется», что «Европа будет переделана в 14 дней» и так далее.